– Присаживайтесь, прошу вас.

Секретарша провожает Джин в небольшую комнату ожидания, в которой собрались другие будущие мамы с более или менее заметными животами. У некоторых из них животы настолько большие, что становится ясно: они пришли сюда уже рожать. Одна из беременных просматривает свой смартфон, другая листает газету, третья играет со своей дочкой лет четырех.

– А почему мы назовем его как дедушку? Когда я скажу: «Уго» – то кого я позову: его или дедушку?

– Их обоих, – улыбается ей мать.

– Понятно.

– Госпожа Биро?

Джин встает и идет к секретарше.

– Прошу вас, доктор Фламини вас ждет.

– Спасибо.

Джин идет к коридору, проходит мимо дверей других врачей и, наконец, подходит к двери с табличкой, на которой написано: «ДОКТОР ВАЛЕРИО ФЛАМИНИ».

Она стучит.

– Входите.

Джин входит. Доктор встает и идет навстречу, чтобы поздороваться.

– Добрый день, Джиневра, как дела? Вы утомились?

– Не очень, и к тому же я поднялась на лифте.

Джин улыбается.

Врач смотрит на нее и кивает.

– Садитесь, пожалуйста.

Он указывает ей на стул напротив стола.

– Спасибо.

Он снова садится.

– Итак… – Врач открывает папку. – Вы испытывали какие-то неприятные ощущения? Боли? Тошноту? Чувствуете себя особенно утомленной?

– Это да, немного.

Тогда врач снимает очки, кладет их на стол, складывает руки, откидывается на спинку и на секунду закрывает глаза. Потом снова открывает их и смотрит на Джин, и она цепенеет, понимая, что что-то идет не так. Врач пытается улыбнуться, но его губы, похоже, не слушаются.

– У нас одна проблема.

Джин чувствует, как ее сердце начинает бешено биться, ей не хватает воздуха.

– У девочки?

– Нет. У вас.

Как это ни странно, она сразу же успокаивается. Ее сердце стучит медленней, как будто она сказала про себя: «А, ну ладно, а то я уже бог знает что подумала».

Врач снова надевает очки и берет из папки лист.

– Казалось, все шло хорошо, но я увидел крошечное вздутие, вызванное увеличенным лимфоузлом, так что попросил вас сдать особые анализы. Я надеялся, что был слишком придирчив, и что это просто воспаление, но, к сожалению, это не так. У вас опухоль. И это проблемная опухоль – лимфома Ходжкина.

Джин чувствует резкую боль и тут же начинает к себе прислушиваться: пытается углубиться в себя, уловить даже самое незначительное изменение, хотя бы минимальное неприятное ощущение, какую-нибудь крошечную помеху, но не чувствует ничего. Ну абсолютно ничего. И тогда она ошарашенно смотрит на врача и хотела бы ему сказать: «Но, может, вы ошиблись». Тем не менее она молчит и свои вопросы начинает задавать судьбе: «Почему это случилось именно со мной? И почему именно сейчас, когда я жду Аврору?» Врач на нее смотрит и, к сожалению, не может обнадежить.

– Я велел вам сделать анализы дважды именно потому, что надеялся, что ошибся я сам, или что была ошибка в данных. Но это не так…

Они молчат несколько секунд, и Джин мысленно видит все, что происходило в последнее время. И свадьба, и фотографии с гостями, и свадебное путешествие, и первые УЗИ – все это внезапно словно обесцветилось. Но потом, стряхнув с себя это оцепенение, она качает головой, пытаясь обрести равновесие и ясность ума.

– Ну и что нам теперь делать?

Врач ей улыбается.

– Нам повезло. Обследования во время беременности позволило нам обнаружить эту опухоль на начальной стадии. Следовательно, нам нужно сразу начать циклы химиотерапии и радиотерапии, и тогда мы победим болезнь полностью.

– А ребенок?

– Чтобы начать это лечение и победить опухоль, мы должны прервать беременность.

Джин ошеломлена этими словами. Потерять Аврору, потерять ее так, только что ее увидев, услышав, как быстро бьется ее сердечко, почувствовав, как иногда она тихонько брыкается, – и уже больше никогда ее не увидеть? И уже никогда ее не встретить, даже случайно?

– Нет.

Врач смотрит на нее изумленно.

– Что «нет»?

– Нет, я не хочу потерять мою дочь.

Он кивает.

– Я предполагал, что вы можете так ответить. Это ваше решение. Хотите немного подумать? Поговорить со своим мужем, близкими?

– Нет, я уже решила. Какие могут быть последствия, если я подожду, пока пройдут эти месяцы?

– Не знаю. Лимфома может расти очень медленно, и тогда у нас не будет большой проблемы начать лечение после рождения вашей дочери. Но она может оказаться и агрессивной, и тогда нам придется приложить гораздо больше усилий. В любом случае вы должны хорошенько подумать: это не такая опухоль, которую можно недооценивать. Но я бы хотел настоять, нам следовало бы начать немедленно.

Джин качает головой:

– Нет.

– Сейчас у нас была бы восьмидесятипроцентная возможность излечения, а через пять месяцев – шестидесятипроцентная.

Джин пытается улыбнуться.

– Что ж, хороший процент. Я думала, будет хуже.

Доктор Фламини вздыхает.

– Вы девушка жизнерадостная и оптимистичная. Продолжайте думать и рассуждать в том же духе, я вам советую. Наш душевный настрой может очень сильно влиять на состояние нашего организма, а особенно если он болен… – Врач ей улыбается, гладит ее по руке, и гладит по-отечески. – Не будьте слишком строги к себе. Подумайте хорошенько. И если вдруг передумаете, не делайте ошибки не менять своего решения только потому, что сегодня вы приняли его в моем присутствии. В вашей ситуации оказывались многие женщины. И они себя спрашивали: «А если он родится, а мамы не будет? Не было бы лучше, если бы та же самая дочка родилась, когда я поправлюсь?»

Джин улыбается.

– В жизни мы можем лукавить, как угодно, но и вы знаете, и та мать знает: это была бы вторая дочка. Вы сказали, что я оптимистка. И знаете, что я вам скажу? Я надеюсь, что у меня родится и та, и другая.

Я в поезде, еду в Милан. Ренци взял для меня купе бизнес-класса. Оно настолько эксклюзивное, что я в нем один. У меня встреча с Калеми, чтобы, может, заключить договор на два первых вечера на Пятом канале «Мединьюс» и на один вечер – на Четвертом канале «Мединьюс», если все пойдет хорошо. «Футура» сделала бы скачок вперед. Я смотрю на часы. У Джин был намечен визит к врачу по поводу Авроры. Наверное, она его уже закончила и ушла из клиники. Я пытаюсь ей позвонить, и она мне отвечает после первого же гудка.