— Не знаю. Откуда кому-то из нас знать, что творилось у него в голове? — Энвил-Рок подошел к окну и посмотрел на тысячи свечей, горевших по всей огромной площади в безветренную ночь. — Может быть, он ждал, пока они поженятся, чтобы иметь возможность заявить, что Айрис была чарисийкой. Может быть, это было частью его «послания». Или может быть, он еще не был на месте, когда они вошли в собор.

— Он уже был, — решительно сказал Гарвей. Его отец повернул голову, приподняв одну бровь, и он поморщился. — Никого не допускали на это место без письменного разрешения, выданного охраной архиепископа после подтверждения того, что это необходимо, и проверки по главному списку двумя отдельными людьми, и никому не разрешалось входить или выходить из него, начиная с часа до того, как Гектор и Айрис покинули дворец. — Он покачал головой. — Нет, он был там, и каким-то образом он прошел мимо всех нас. Мы позволили ему сделать это, отец.

— Мы никому не «позволяли» ничего делать, Корин! — Энвил-Рок звучал явно раздражительнее. — Мы нашли наилучший баланс, какой только могли, между безопасностью и необходимостью обеспечить общественный доступ и…

Дверь резко открылась, и в нее вошел Чарлз Дойл с мрачным лицом. Отец и сын повернулись к нему лицом, и он поднял конверт в правой руке.

— Это было доставлено во дворец десять минут назад, — сказал он. — Я задержал посыльного, но не думаю, что он имел какое-либо представление о том, что было внутри. На самом деле, думаю, он говорит правду, когда говорит, что даже не знает, для кого он это доставлял.

— Полагаю, это как-то связано с нападением? — сказал Гарвей, и Дойл кивнул. — В таком случае, почему вы так уверены, что он не был частью этого с самого начала?

— Потому что он монах-бедарист из монастыря святого Кристифира, и ему сказали, что послание, адресованное вам, кстати, милорд, — сказал Дойл, взглянув на графа, — было от отца Симина.

— Что? — глаза Энвил-Рока расширились в замешательстве, затем сузились от внезапного предположения. — Симин Халек? Почему он?

— По словам монаха — и я пошлю семафорное сообщение его настоятелю, как только рассветет, чтобы подтвердить все это, — письмо было передано эконому монастыря младшим священником-лэнгхорнитом, который гостил в монастыре святого Кристифира по пути в Лиан по делам архиепископа Клейрманта. Когда он остановился, то обнаружил, что случайно захватил письмо с собой, а его дела в Лиане были слишком срочными, чтобы он мог потерять три дня, возвращаясь в Манчир, чтобы доставить его лично. Поэтому он попросил настоятеля передать его вам для него. Наш монах был выбран для доставки, и я предполагаю, что он добрался до Манчира по крайней мере на день раньше, чем ожидал наш лэнгхорнит, учитывая все пробки на дорогах из-за приближающейся свадьбы. Если бы он был всего на час быстрее, то добрался бы до дворца до отъезда свадебной процессии. Как бы то ни было, после взрыва на площади ему потребовались часы, чтобы найти кого-то, кто согласился бы позволить ему передать это. — Человек, который стал главой разведки регентского совета, покачал головой. — Не думаю, что он имеет к этому какое-то отношение, милорд. И я действительно думаю, что тот, кто использовал его для этого, хотел указать пальцем в сторону отца Симина.

— И что в этом чертовом письме? — потребовал Энвил-Рок.

— Посмотрите сами, милорд.

Дойл протянул письмо. Энвил-Рок взял его с видом человека, тянущегося к ядовитой змее, и медленно развернул, затем наклонил, чтобы его сын мог прочитать через его плечо.

Подписи не было, и глаза Гарвея сузились. Предполагая, что в человеке, написавшем это, была хоть капля честности, письмо подтверждало, что это была работа «ракураи» Клинтана. Конечно, это с таким же успехом могло быть задумано как дезинформация. Он был в растерянности, не зная, кто еще мог стоять за нападением, но в Корисанде у них было достаточно доказательств того, что светские противники регентского совета могли воспользоваться религиозными предлогами, чтобы прикрыть свои собственные амбиции.

Затем был предполагаемый автор письма. Симин Халек был старшим и самым доверенным помощником архиепископа Клейрманта. Никто из тех, кто когда-либо встречался с отцом Симином, ни на мгновение не поверил бы, что он мог быть замешан в чем-то подобном. К сожалению, количество людей, которые встречались с ним, было ничтожным по сравнению с количеством людей, которые с ним не встречались. Тот факт, что он был коренным корисандцем, может придать определенное правдоподобие теории о том, что его патриотизм был настолько возмущен решением присоединиться к империи Чариса, что подтолкнул его к открытому восстанию, а тот факт, что письмо было оставлено в церкви святого Кристифира кем-то, утверждающим, что он лэнгхорнит, мог придайте дополнительное доверие тем, кто склонен верить в худшее, учитывая, что Халек сам был младшим священником-лэнгхорнитом. И, конечно же, помощник архиепископа Клейрманта был бы в хорошем положении, чтобы предоставить убийце письменное разрешение, необходимое для того, чтобы занять позицию для нападения. Халек ни за что на свете не сделал бы ничего подобного, но «ракураи» нечего было терять, пытаясь вбить клин между ним и архиепископом Клейрмантом.

— Хорошо, — сказал он наконец, забирая письмо у отца и просматривая его еще раз. — Я не особенно склонен верить на слово массовому убийце в святости его мотивов, и я, конечно, не готов признать, что из всех возможных людей отец Симин был бы участником чего-то подобного.

— Я тоже, — резко фыркнул Энвил-Рок. — Амбициозные ублюдки, не так ли? Не довольствуясь тем, что вовлекли отца Симина, они готовы выстрелить и в Тарила тоже!

— Эм? — Гарвей, нахмурившись, оторвал взгляд от письма. Затем выражение его лица прояснилось. — Я как-то пропустил это, отец. Хотя ты прав.