общем, хотели предложить мне свою руку и сердце? — Зоя явно над ним посмеивалась. — В общем, Генрих, выглядите вы не очень торжественно для такого важного ритуала. Вы же сидите передо мной, едва прикрытый простынёй. Понимаете, я не чувствую важности момента. Мурашки по коже не бегут. Да и кольца я не вижу, — она чуть приподняла простыню, заглянула под неё и засмеялась. — Кое-что интересное вижу, но это явно не кольцо.

— Ну, кольцо будет, — пообещал молодой человек; признаться, он был немного обескуражен происходящим. — Будет кольцо; просто я подумал, что после сегодняшней ночи… после всего… ну… я обязан предложить вам свою руку.

Зоя вздохнула и стала серьёзной. Ей, послушнице женского монастыря Святой Февронии, как, впрочем, и монахиням этого монастыря, не возбранялось иметь любовные интрижки, можно было даже иметь постоянного мужчину и детей, вот только возможностью выходить замуж они не располагали до тех пор, пока носят монашеский чин. А дева очень хотела получать этот чин, ведь сестра Опричного ордена имела очень высокий социальный статус и большие карьерные перспективы как на государственной службе, так и на духовной, а также при дворе Его Императорского Величества. Попасть ко двору — вот о чём мечтала Зоя больше всего на свете. Вот для чего истязала себя физически, нагружая бесконечными тренировками. Вот для чего мучила себя умственными упражнениями, без конца заучивая целые поэмы, даты разнообразных событий, координаты географических объектов, а также слова и падежи в нескольких языках.

Она хотела стать фрейлиной двора при императрице. В этом случае девушка утёрла бы нос всей своей родне, которая её, после смерти папеньки, так и не приняла. Всей родне, кроме милой сестры Ефросиньи, с которой Зоя состояла в самых тёплых, по-настоящему сестринских отношениях.

Но всего этого она, конечно же, рассказывать ему не собиралась. А лишь произнесла в ответ:

— Генрих, пока не время говорить об этом.

— Не время? — он то ли был удивлён, то ли огорчен. — Ну а когда будет время?

— Генрих, это была лучшая ночь в моей жизни, — призналась девушка, — и ключ я забирать у вас не собираюсь. Можете приезжать, когда захотите…

— Я буду приезжать каждую ночь, — тут же заверил её молодой человек. — Просто я так часто пропадаю из дома, что мама стала спрашивать: не появился ли у меня кто?

— Мама? — девушка насторожилась. — И что вы сказали маме?

— Сказал, что возможно…

— Возможно что? — дева была уже серьёзна.

— Что у меня есть возлюбленная, и тогда мама просила, чтобы я сказал, кто это, и привёл её к нам домой, знакомиться.

— И вы назвали ей моё имя?

— Нет, но сказал, что, возможно, приведу вас.

— Генрих, — теперь Зоя была и вправду серьёзна. — Это исключено! И не вздумайте называть моё имя.

Девушке очень, очень не хотелось, чтобы имя из её паспорта где-нибудь фигурировало, даже в разговорах местных тётушек. Ведь через Генриха, хоть и случайно, можно было снова выйти на неё. Тем более она не собиралась в глазах какой-то женщины быть той девицей, из-за которой примерный сынок Генрих, будущий пилот цеппелинов, станет грабителем ювелиров и ради которой будет рисковать своей жизнью.

— Я уже это понял, — он вздохнул, — теперь вот думаю, что сказать матери.

— Всё очень просто: скажете, что это была всего-навсего интрижка и что я несерьёзная девушка, недостойная знакомства с вашими родителями, — придумала Зоя. — И тогда ваша матушка не будет волноваться.

— Вы так быстро всё придумываете, — невесело произнёс Ройке. — И так правдоподобно.

Зоя села к нему поближе, обняла и поцеловала в щёку.

— Генрих, пока — пока — мы оставим всё так, как есть, — она постаралась заглянуть к нему в глаза. — Можете официально считать меня своею женщиной и пользоваться всеми привилегиями этого положения.

— Привилегиями? — он улыбнулся и снова прикоснулся к её груди. А потом крепко взял её за попу. — Этими?

— Не только этими, — абсолютно серьёзно отвечала ему девушка. — Я умею стирать, гладить, убирать дом и даже немного готовить, — ещё бы она не умела это делать после двенадцати лет жизни в строгом женском монастыре.

— Вы умеете стирать? — почему-то удивился Ройке.

— А вы хоть раз видели меня в грязной одежде? — немного обиделась Зоя. — Хоть раз? Или вы думаете, у меня есть служанка?

— Ну мало ли, может быть, вы ходите к прачке.

— Редко, иногда, когда нужно постирать постельное бельё или тяжелое платье, а так я всё делаю сама.

— Я почему-то думал, что вы из семьи богачей, — признался Генрих.

— Если вы предлагаете мне руку и сердце в надежде получить богатое приданое или наследство — то я вас разочарую. Ничего подобного не будет, — заметила Зоя.

— Нет-нет, я вовсе…

Но она не дала ему договорить; поняв, что разговор он опять заведёт разговор про неё, девушка нашла новую тему:

— Генрих?

— Да.

— А вы умеете стрелять?

— Стрелять?

— Вы стреляли когда-нибудь из какого-нибудь оружия?

— Признаться, нет, — ответил он. — У нас дома никогда не было оружия. Ну разве что каминная кочерга.

— А как же вы собираетесь отбирать рубин у ювелиров — уж не при помощи ли каминной кочерги вашей матушки; или думаете, что вам удастся уговорить их отдать камень?

— Ну… я как-то…, — Генрих поднял брови.

— Я поняла, вы об этом не думали. Поэтому нам нужен список вещей, которые понадобятся нам при экспроприации.

— При чём? — не понял Ройке. Он снова внимательно смотрел на девушку: откуда она знает такие слова?

— Нам нужен список вещей, которые нам понадобятся при ограблении, — исправилась девушка.

— А нужен целый список? — Генрих приблизился к ней. — Я думал, нам нужен будет один револьвер.

— Два. Два револьвера, — поправила его Зоя. — Плюс и вам, и мне нужны будут мягкие ботинки на резиновой подошве. Плюс вам спортивный костюм, мне цирковое или гимнастическое чёрное трико, две маски, желательно из эластичной ткани, можно сделать из чулок, две пары перчаток, ещё небольшой рюкзачок для прогулок и пикников, два крепких ремня и хороший нож.

Генрих посмотрел на неё внимательно и переспросил:

— И нож?

— И нож, и нож…, — подтвердила Зоя. — Знаете ли… Иной раз люди боятся холодной стали у горла намного больше, чем револьвера у своего живота.

Ройке от удивления только качал головой:

— У меня такое впечатление, что вы уже не раз грабили ювелиров или, быть может, почтовые дилижансы на дорогах. Вы такая умная и всё знающая… что в вас невозможно не влюбиться! Извините, фройляйн Гертруда, но я просто не могу сдержаться, — он вдруг схватил её и привлёк к себе, поцеловал в губы и крепко, и нежно.

Девушка поначалу была