не против и полностью поддалась ему, отвечая на поцелуй, но потом всё-таки взяла себя в руки и чуть отстранилась от него.

— Генрих, вообще-то у нас есть разговор, я намеревалась обсудить с вами и подготовить список всего необходимого для дела и посчитать затраты.

— Затраты? Список? Список потом, — отвечал он ей, а сам сначала снова целовал девушку, а потом тянул за руку, таким образом разворачивая её к себе спиной и наклоняя её головой к подушкам. И ему очень нравилось, что она податлива и выполняет его желание беспрекословно… Такая умная, сильная и красивая — и такая покорная и послушная. Это было необыкновенно приятно. Это его так сильно волновало. Он нежно провел руками по её красивой спине, потом опустил их на её идеальные ягодицы, потом ласкал её бёдра с внутренней стороны, а сам при этом говорил: — Мы напишем список потом, фройляйн Гертруда, а пока что постойте немного так, как стоите.

— Как прикажете, герр Ройке, — донеслось от подушек. — Буду стоять, сколько вам нужно.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Глава 34

⠀⠀ ⠀⠀

В принципе, ничего удивительного не происходило, леди Кавендиш заранее знала, что всё так и будет. И что после гибели леди Фоули её будут изводить бесконечной перепиской и нескончаемыми требованиями объяснений Джеймс буквально целый день провёл у телеграфа, принимая и отправляя телеграммы. Герцогиня видела, что это даётся ему непросто, и даже, вопреки своему обыкновению, была благодарна старому слуге. Тело покойной уже было доставлено в Лондон, и лучшие судмедэксперты вынесли свой вердикт. Смерть леди Анны произошла от удара о мостовую, но это лишь предвосхитило её кончину от сильного токсина, природу которого, кстати, специалисты сразу установить не смогли и лишь пришли к выводу, что вещество имеет естественное, природное происхождение. Самой же леди Джорджиане пришлось целый день, целый день писать объяснительные. И в них рассказывать руководству, как этой русской удалось уйти в первый раз, почему леди Фоули отправилась на захват столь опасной особы одна, и прочее, и прочее. Только что её кабинет покинули Тейлор и Дойл, которые также почти весь день провели во дворце, отвечая на телеграммы из Лондона, адресованные им лично. Они, как присутствовавшие на операции, проливали свет на происшествие и, надо признаться значительно облегчали положение герцогини, которая теперь с уверенностью могла утверждать, что леди Анна, скорее всего, погибла из-за своего собственного просчёта, ну и, конечно же, из-за отказа леди Рэндольф присоединиться к ней.

И весь этот тяжкий день, казалось бы, закончился бы без особых репутационных потерь для леди Кавендиш: было ясно, что леди Анна погибла, так как переоценила свои силы. Но вот последняя телеграмма, от самой руководительницы «Сервиса», герцогине очень не понравилась. Баронесса Харолстон сокрушалась о потере молодой и перспективной сотрудницы, красавицы и умницы, но кроме этих притворных, как считала леди Джорджиана, горестей, были слова, которые герцогине были неприятны.

«Дорогая моя, я прекрасно понимаю, что сёстры наши весьма амбициозны и строптивы, и зачастую эти амбиции приводят к размолвкам — таким, которая произошла между леди Фоули и леди Рэндольф и которая, возможно, послужила косвенной причиной случившегося несчастия. Нам, руководительницам наших сестринских сообществ, нужно прилагать большие усилия, чтобы исключать подобные разногласия внутри наших оперативных групп, находящихся на самом переднем крае. Наводить порядок внутри коллектива нужно твёрдо и последовательно, несмотря на непреклонность подчинённых дам. К сожалению, нам иной раз не хватает ни сил, ни внимания для этой важной работы».

Это был почти незавуалированный намёк на то, что герцогиня уже не в состоянии навести порядок в своём коллективе, что у неё нет сил, что она теряет компетенции. Что она стара.

«Эта тварь пришлёт комиссию! Для разбора происшествия! — леди Кавендиш была в этом уверена. Впрочем, этого следовало ожидать. Такие потери, как правило, не оканчиваются простой телеграфной перепиской. — Она снимет меня, только вот когда? Неужели до того, как линкор покинет верфи? Нет, это вряд ли… Новоназначенной нужно будет время, чтобы войти в курс дел. А тут ситуация явно непростая. И кого же она собирается назначить вместо меня? — и тут герцогиню осенило. — Де Флиан? Эта серая женщина с рыбьими глазами должна была не только за мною следить… Ну, конечно же, баронесса прислала её сюда, заранее думая о моей отставке, и де Флиан даже не придётся входить в курс дел, она уже в курсе. Ах, как всё это нехорошо».

Это и вправду было очень нехорошо, теперь леди Джорджиане нужно было задуматься о переезде. А в этот дворец, в её прекрасный дворец, аренду и содержание которого оплачивал «Сервис», могла заехать мерзкая де Флиан.

Герцогиня откинулась на спинку кресла, закрыла уставшие и слезящиеся глаза. Замерла. Она не услышала и не увидела тихо подошедшего человека, она почувствовала его, она давно и наизусть знала все тонкие флюиды, что он него исходили.

— Что тебе нужно, Джеймс, — спросила хозяйка, не отрывая глаз.

— Простите. Я не хотел вас будить миледи, — извинялся слуга.

— Я не спала, — она всё ещё не открывала глаз. — Что там, ещё одна телеграмма из Лондона?

— Нет, миледи, доктор Мюррей, просит, чтобы вы его приняли.

Герцогиня открыла глаза; она знала, зачем пришёл доктор. Старуха достала платок и промокнула слёзы.

— Зови.

Он, как всегда, пришёл без сюртука, в одном жилете, эта его подчёркнутая манера пренебрегать условностями всегда раздражала леди Кавендиш, хотя она прощала ему это, так как Мюррей и вправду был неплохим доктором. И теперь он стоял перед нею и как будто бравировал неприятными пятнами на своей белой, но несвежей рубашке.

— Миледи, я сегодня пересадил печень сэру Невиллу, — сразу начал Мюррей. — Печень хорошо «села», полагаю, что приживётся быстро.

— Я очень рада, — без малейшего намёка на радость отвечала ему леди Джорджиана.

— Материал весьма неплох, — доктор сделал паузу, — но вот тянуть больше нельзя. Я имею в виду кожу для вашей трансплантации; завтра — последний день.

«Ах, как он не вовремя…, — старуха взяла лорнет и поглядела через стёкла на этого молодца. — Болван даже не подозревает, что тут у меня творится. Что через месяц ему, возможно, придётся собирать все свои столы, клетки, страшные аппреты, своих мерзких сотрудников и помощников и искать себе новое место. Скорее всего, я возьму его с собой, но вероятность того, что его ждут вольные хлеба, всё-таки присутствует».

Но тянуть дальше с операцией и вправду было нельзя. Герцогиня это понимала, и чёрт с нею, с баронессой Харолстон, пусть эта зануда катится