– Хорошо, отец, – согласилась царевна. – Только почему мы проводим собор ночью? – спросила Злата, указывая на окно, за которым чернела мгла.

– Уже почти рассвело, – ответила Агния, наклонившись так, чтобы видеть со своего престола Злату. Царевну удивило поведение матери, но спросила Злата другое:

– Разве мы не можем дождаться утра?

– Дочка, – Драгослав, переглянувшись с Агнией, нахмурился и взял Злату за руки, – разве ты забыла?

– Забыла что? – тихо переспросила Злата. Щемящая тоска, сковавшая душу, покрывалась инеем страха.

– Что Сваргорея пала, – печально ответил Драгослав, и Злату сковало ледяным холодом. Царевна бросила взгляд на зал и замерла: престольная была пуста. Только ярко горели свечи, освещающие покрытые инеем золотые стены. Тьма за мозаичными окнами сгустилась так, что казалась осязаемой. – Только ты можешь спасти Сваргорею, – мягко говорил отец, и Злата вновь обернулась к нему. Молодой Драгослав по-прежнему держал её за руки, а Агния всё так же улыбалась со своего престола. – Ты спасла меня. – Отец крепко сжал руки дочери, и Злата ощутила, как слёзы сами покатились из глаз. – Ты оказалась куда сильнее меня. У тебя доброе сердце. Сердце, которое позволит тебе объединить полмира. Сердце, которое примирит лёд и огонь. Ведь ты уже совершила тот выбор, на который у меня не хватило духу.

– Отец… – непонимающе прошептала Злата.

– Да, родная, – улыбнулся Драгослав. – Я, как и мама, – мы всегда будем в твоём сердце. Мы всегда будем с тобой.

– Отец… – Слёзы душили Злату, и она, не выдержав, зажмурилась.

Тёплая рука гладила по голове, возвращая ужасные воспоминания.

– Отец… – прошептала сквозь слёзы Злата и медленно открыла глаза. По высокому деревянному потолку скользил сизый дневной свет; балдахин постели был одёрнут, рядом сидела полная женщина в княжеском платье. Взгляд её глаз был наполнен добротой, заботой и теплом.

– Кто вы? – прохрипела Злата, силясь разглядеть ту, кто гладила её по голове.

– Фросья, – улыбнулась княгиня и, налив в кувшин воды, поднесла к губам царевны чашу. – Пей, дорогая, – её голос был мягок, но настойчив, и Злата повиновалась. – Молодец, – кивнула Фросья, когда Злата сделала осторожный глоток. – Столько дней прошло… Мы все боялись, что ты… не очнёшься. Станислав и Чакре лечили тебя. Чакре говорил, что раны твоей Птицы Духа были очень сильны.

Злата нахмурилась: она не представляла, о ком говорила женщина, что представилась Фросьей. Не представляла Злата, и кто такая Фросья: манеры и говор у неё были деревенскими, а платье – княжеским.

Царевна поблагодарила Фросью за воду.

– Налить ещё? – спросила Фросья, убирая чашу.

– Нет, – тихо ответила Злата: царевне казалось, будто она попала в другой, незнакомый мир, где она была чужой. – Кто вы, Фросья? И где я? – прямо спросила Злата, и Фросья улыбнулась.

– Ты – в освобождённом тобою Новом Каганате, а я – княгиня, жена Мухомы Зайца. Знаешь такого князя?

– Ваш муж – друг Веслава? – нахмурившись, спросила Злата, припоминая человека, которого она видела разве что в детстве.

– Да, – кивнула Фросья.

– Я его почти не помню… – призналась царевна.

– Ничего, – махнула рукой Фросья, – познакомишься. Характер у него, правда, дурной немного, но в душе он добрый человек. – Фросья говорила так искренне, что Злата невольно улыбнулась.

– Вижу, ты совсем пришла в себя. – Фросья сжала холодную ладонь Златы. – Ох, замёрзла, цыплёнок, – покачала головой. – Я позову к тебе волхву и приглашу служанок – тебе принесут одежду и обед. Сегодня наша кухарка такой отменный хлеб испекла – просто золото!

Фросья поднялась и направилась в сторону дверей. Вдруг княгиня остановилась и, что-то вспомнив, повернулась к Злате.

– О твоём здоровье сам великий хан всё время спрашивал, – сказала и, увидев удивлённый взгляд Златы, пояснила: – Ты Тевуру жизнь спасла – если бы ты не очутилась вовремя у его плахи, не сносил бы он головы.

Фросья смотрела на Злату, будто ждала ответа, а царевна впервые не знала, что сказать. Она спасла человеку жизнь… она, та, которая привела в мир Тьму; та, которая стольких погубила; та, по чьей вине умер Бронимир; та, которая разрушила весь Свет… кого-то спасла… Это выглядело настолько неправдоподобно, что все слова забылись разом.

Фросья же восприняла молчание Златы по-своему и, улыбнувшись, сказала:

– Я велю служанкам принести тебе самое красивое платье, что есть в этом захолустье, – улыбнулась. – И причешем тебя ладно и умоем. Правда, с синяками под глазами надо что-то делать – выглядишь так, будто узница, а не царевна… Эх. Может до вечера и пройдут, – покачала головой княгиня. – А вечером с Тевуром отужинаешь. Хотя, скажу тебе, после битвы и он уже не так хорош собой – до сих пор хромает и в синяках. – Фросья подмигнула и, довольная собой, покинула покои, оставив совсем сбитую с толку Злату.

– Надо возвращаться в Солнцеград до наступления холодов, – пробасил Яромир, оглядев собравшихся.

Тёплый свет свечей, сливаясь с холодным дневным, бежал по деревянному потолку уцелевшей малой княжеской престольной, на лавках которой собрались правители Нового Каганата: северяне и южане сидели друг напротив друга, троны же пустовали.

– Согласен, – кивнул Мухома Заяц и поморщился: сломанные рёбра ещё болели. – Люди отдохнули, пришли в себя – пора возвращаться.

Сварогины и колосаи переглянулись. После того как общий враг был повержен, отношения между южанами и северянами стали холодеть: воины помогали друг другу с меньшей охотой, а заключённый после гибели Драгослава мир виделся не таким уж и хорошим решением. Погибшие герои с почестями были преданы огню, но павших хоронили до сих пор – их было слишком много. Несмотря на это, северяне стали чаще вспоминать о том, как южане покорили Сваргорею, а колосаям было не по нраву довольствоваться таким малым количеством земли, что нынче именовалась Новым Каганатом.

– Как мы договаривались, – хан Мюрид внимательно смотрел на Мухому Зайца и сварогинов, – Новый Каганат останется нашей землёй, а границы будут священны.

– Клянусь Перуном и мудрым Велесом. – Мухома положил на сердце руку.

– Но это клянёшься ты – всего лишь князь, – заметил хан Бердебекк. – Что же скажет ваш царь?

– У нас нет царя, – ответил Мухома Заяц, – но есть наследная царевна. Я уверен, Злата решит мудро и сохранит наш мир священным.

– Злата может и не вернуться из мира Тьмы, – напомнил Мюрид и покачал головой. – Царевна почти две седмицы будто мёртвая лежит…

– Пока Злата жива, она – царевна Сваргореи. – Тевур грозно посмотрел на Мюрида, и хан покорно кивнул. – Злата не будет нарушать нашего мира, – великий хан обвёл пристальным взглядом и северян, и южан. – Я жив благодаря северянке. – Тевур вновь обратился к колосаям. – И каждый из вас всякий раз, когда будет видеть меня с головой на плечах, должен об этом вспоминать.