– Как долго… – всхлипнула Василиса, но грохот распахнувшихся дверей прервал её речь. Веслав обернулся: в покои ворвался испуганный Станимир. Осунувшийся веденей был одет неопрятно и будто растерял всю свою стать умудрённого жизнью мужа – Станимир, увидев Веслава и Василису, так и застыл посреди горницы с открытым ртом, позабыв приличия.

– А… э-э… вы… – Станимир оглядел Светозара, Любомира и сидевшего рядом с обезумевшей Мирославой Веля.

Веденей ещё утром понял, что произошло нечто странное – вдруг разом пропали все навьи Солнцеграда. Даже умертвия Инагоста и Кудеяра куда-то делись. А когда слуга, ворвавшись в его покои, доложил, что некие странные люди явились во дворец и, ведомые чёрной птицей, отправились на его женскую половину…

– Драгослав мёртв, – обратился Веслав к Станимиру, который так и не смог найти слов. – Тьма не вернётся.

– Как мёртв? – будто проснулась Мирослава. Волхва оттолкнула Веля, который пытался её успокоить, встала и подошла к Светозару, что стоял рядом с Любомиром и не мог отвести взора от очнувшейся Василисы и Веслава – как ни надеялся сын Леса, забыть Василису у него не получилось. – Ты же обещал мне, что вернёшь его! – прикрикнула она, и Станимир вздрогнул – веденей, как и все придворные, привык бояться Мирославы.

– Он всегда с тобой – в твоём сердце, – бесстрастно ответил Светозар, посмотрев на Мирославу. Дрозд, сидящий на навершии его тояга, чирикнул.

– Обманщик! – Мирослава вцепилась Светозару в медный плащ. – Обманщик! – Слёзы лились из глаз Мирославы потоком. – Чтоб тебе к Мору провалиться!

Светозар стоял, не шелохнувшись, молча слушая, как Мирослава осыпает его ругательствами.

Вель, не выдержав, встал с лавки и, подойдя к Мирославе, осторожно проговорил:

– Веснянка, неужели ты меня совсем забыла? – Вель легонько коснулся руки волхвы, но Мирослава, отшатнувшись, зло посмотрела на витязя.

– Я не знаю тебя, – прошептала ледяным тоном. – И знать не хочу. – Мирослава отошла от Светозара и Веля дальше. – Смертные, – презрительно бросила и, вернувшись на лавку, устремила взор в иное.

– Что с ней? – нахмурилась Василиса, сжав руку Веслава.

Князь обернулся к жене:

– Безумие.

– Она не была такой… – печально прошептал Вель, не в силах отвести от бубнящей Мирославы глаз.

– Но стала, – ответил Светозар, стараясь больше не смотреть на Василису, которая его даже не узнала. Вель бросил красноречивый взгляд на сына Леса, но ничего не ответил.

– Что же здесь произошло? – подал голос Станимир, и все, кроме Мирославы, повернулись к веденею. – Откуда вы… – Станимир посмотрел на Веслава, – как вы… э-э… попали в царский терем?

* * *

Холодная тьма повалила на землю и застила мир – Ратибору казалось, будто он провалился в небытие. Скрюченные руки и шелест навий остались где-то далеко – кроме мрака, не осталось ничего. Ратибор, не в силах противиться тьме, закрыл глаза. Тьма за закрытыми веками казалась более живой, чем тьма Неяви, – она мерцала и переливалась снами, уводя всё глубже во мрак…

Мрак рассеивался, ослепляя светом. Ратибор зажмурился: мир был слишком ярким, и в его свете таяли странные видения, что открылись во тьме – грандиозная война подле стен Чернограда, воинство Мора и битва с оборотнем подле исполинского Древа… Когда же юноша привык к свету и смог разглядеть Солнцеград, он начисто забыл о снах – его взору предстало невиданное зрелище: хранившие город навьи обращались в чёрный дым и возносились в небеса, среди низких облаков которых можно было разглядеть могучих золотых и серебряных птиц.

Ратибор, с трудом оторвав взор от чуда, растолкал лежащих рядом Ивана и Борислава.

– Мне кажется, всё кончилось! – восторженно прошептал Ратибор, указывая на небо.

Борис нахмурился, потёр глаза и сел.

– Птицы Ирия… – ахнул и замер, глядя в облака.

– Они забирают души, что были у Бессмертного в плену, – кивнул Иван и сел тоже.

– Значит, Бессмертный… всё же смертный? – удивился Борислав.

– Победить можно всё. Но только не смерть, – нахмурился Ратибор, вспомнив о родителях и брате.

Поднимающийся с улиц чёрный дым таял, и меркли сияющие птицы. Сизое утро овевало тишиной и спокойствием, коих давно не было на северной земле. Юные витязи переглянулись. Всё кончилось – они это знали.

– А где Злата? – спросил, нахмурившись, Борислав.

– Видимо, Тьма забрала её, – пожал плечами Иван и поднялся.

– Я так не думаю, – покачал головой Ратибор и встал следом.

– А что ты думаешь? Она успела убежать, в отличие от нас? – Борислав, кряхтя, поднялся. – Или она и победила Тьму?

Иван и Ратибор, устало переглянувшись, посмотрели на Борислава. Если к Борису вернулось его природное любопытство, то переживать точно не о чем.

– Я думаю, нам пора возвращаться. А то ещё нагоняй от Ачима получим, последнее время его норов стал совсем невыносимым, – сказал Ратибор, и всё трое двинулись по Царской дороге.

* * *

Ярко горели свечи, освещая золотую роспись тронного зала, отражаясь от мозаичных окон, за которыми темнела вечная мгла. Злата, облачённая в багряное царское платье и золотое корзно, в сопровождении слуг шла к престолу по алому ковру. Знатные князья и веденеи, умудрённые жизнью волхвы в траурных одеяниях, именитые воины и богатые купцы склоняли перед царевной головы. Среди придворных были и Снежана с Румяной, но Злата не посмотрела на бывших подруг. Царевна шла неспешно, гордо подняв голову. В воздухе витал аромат изысканных благовоний, что зажгли подле стоящих за царскими престолами капиев Богов.

Когда Злата дошла до престолов, она поклонилась правящей чете и подняла взгляд: вечномолодые отец и мать мягко смотрели на неё. Драгослав лёгким кивком указал царевне на её престол, но Злата не спешила принимать приглашение отца. Странное щемящее чувство охватило царевну: Злата смотрела на родителей и не могла насмотреться. На матери было прекрасное платье цвета тёмного моря, расшитое изумрудами. Украшенную золотым венцом голову покрывала золотая фата. Голубые, как небо, глаза смотрели с искренней любовью и теплом. Агния улыбалась, и от этой улыбки Злата чувствовала, как покидает её беспричинная печаль, что тёмным облаком парила над душой. И отец. В парадном алом царском платье, на котором так ярко выделялись его чёрные как смоль длинные волосы, уложенные на пробор. Голову отца венчала корона; взгляд пронзительных карих глаз был таким родным, что хотелось плакать. С трудом подавив весь ураган чувств, силясь не расплакаться и не броситься к родителям в объятия, Злата послушно села рядом с отцом на соседний престол.

Драгослав обернулся к дочери и, хитро улыбнувшись, тихо проговорил:

– Несмотря на то что тебя утомляют царские соборы, тебе надо учиться править, дочка.

Злата слушала низкий бархатный голос отца и не могла наслушаться. Ей хотелось, чтобы Драгослав говорил с ней вечно. Но Злата знала, что сейчас царь обратится к подданным.