Ветряная мельница Томе очень понравилась, и ему хотелось, чтобы она заработала как можно быстрее. Тэйн намекнул, что, проявив некоторую изобретательность, можно обеспечить дом проточной водой. Рула была бы этому только рада. Подобную роскошь могли себе позволить лишь высокопоставленные господа и богатые торговцы.

Рула проследила за его взглядом, и ее охватило замешательство. Тэйн отдал кувшин и посмотрел ей вслед.

Вскоре послышался голос Томы:

– Все в порядке, Тэйн! У Бриона оказался старый фургон. Он продал мне достаточно железа, чтобы хватило на всё.

Он поспешил к кузнице, нагруженный мешком, полным ржавого металла. Тэйн внимательно изучил его ношу:

– Неплохо. Для втулок вполне хватит. Если их постоянно смазывать, мельница проработает очень долго.

Мальчишеское лицо Томы помрачнело.

– Что случилось? Тебя долго не было.

– Пойдем в дом. Выпьем пива.

Тэйн отложил инструменты и последовал за Томой. Посмотрев на восток, он увидел белое пятно: стадо Стебана спускалось по далекому склону, возвращаясь домой. Позади Стебана, чуть южнее, возвышалось гротескное каменное образование, которое местные жители называли Жабой. Шаранцы верили, что это обитель злого божества.

Тома передал ему пиво.

– Кайдаровцы снова побывали у Коску. Он не собирается отдавать им животных.

Тэйн промолчал, все еще ничего не понимая.

– Они этого не потерпят, – сказала Рула. – Будут неприятности.

Тома пожал плечами:

– Неприятности есть всегда. В этом суть жизни. – Голос его звучал по-философски беззаботно, но Тэйн почувствовал тщательно скрываемый страх. – Вероятно, сегодня вечером они снова явятся…

– Ты пьян, – бросила Рула. – Ты никуда не…

– Рула, пора с этим кончать. Кто-то должен им показать, что всему есть предел. Для нас он уже настал. Коску следующие. Остальные не могут…

– Тэйн, скажи ему.

Тэйн смотрел на них, чувствуя в воздухе ощутимый запах страха. Молча посмотрев в глаза Томы, он протянул ему пиво, проигнорировав просьбу Рулы. Затем он вернулся в кузницу, вложив всю энергию в накачку мехов и удары молотом по раскаленному железу. Он не мог позволить себе вмешаться в спор, касавшийся только их самих.

Но он не мог отключить мысли и чувства. Он все сильнее стучал молотом, охваченный внезапным гневом.

Тэйн колотил по железу, пока, казалось, не зазвенели холмы вокруг. Как бы он ни пытался оставаться безучастным, ответственность лежала и на нем. Нужно было защитить Тому от последствий его напускной бравады.

– Тэйн?

Грохот молота прервался.

– Стебан? Так рано?

– Уже почти темно.

– Похоже, я потерял счет времени. – Он посмотрел на свою работу, которая почти подошла к концу, пока он был занят собственными мыслями. – Что случилось?

– Ты научишь меня быть солдатом?

Тэйн вонзил щипцы в кучу углей, словно в сердце врага.

– Вряд ли. Твоя мать…

– Ей все равно. Она все время говорит мне, чтобы я чему-нибудь научился.

– Она вовсе не имеет в виду, чтобы ты стал солдатом. Она имеет в виду уроки твоего отца.

– Тэйн, учиться писать и считать скучно. И что хорошего принесло это умение папе? Все равно он учит меня только потому, что его заставляет мама.

«В каком мире живет Рула и что скрывается под ее маской?» – подумал Тэйн.

Вряд ли это был счастливый мир. В нем умерло слишком много надежд. Время не пощадило ее. Она превратилась в деревянную куклу, проживающую каждый день с наименьшими хлопотами.

– Скучно, но важно. Что толку от солдата, который не умеет читать или писать? Все, что он может, – держать копье.

– А ты умеешь читать?

– На шести языках. Каждый солдат в моей армии учит не меньше двух. Стать солдатом в моей стране – примерно как стать священником в твоей, Стебан.

«Рула, – подумал он. – Почему я считаю тебя единственной в своем роде, когда ты всего лишь одна из миллиона одинаковых сестер, разбросанных по феодальному Западу?» Весь субконтинент распростерся под пятой угнетения и отчаяния, тягостного постоянства и неизменности, словно высохший лес, который могла воспламенить малейшая искра, брошенная несущим надежду мессией.

– Подготовка солдата заключается не только в том, чтобы научить его обращаться с мечом, Стебан. Я могу обучить тебя фехтовать, но мастером ты никогда не станешь. И точно так же не научишься дисциплине, образу мыслей и жизни, которые нужны, чтобы…

– Собираешься болтать всю ночь, малыш? Заводи овец в загоны.

Тома прислонился к дверному косяку, с кувшином пива в руке. В душе Тэйна нарастал гнев, столь же непредсказуемый, как летняя гроза.

– Займись овцами, Стебан. Потом помогу их напоить.

Он прибрался в кузнице, привел себя в порядок, а затем носил воду, пока Рула не позвала их ужинать.

Напряжение висело над столом, словно густой туман над зловонным болотом, и средоточием ее был Тэйн. Рула хотела, чтобы он сдерживал Тому. Тома хотел, чтобы Тэйн его поддержал. А Стебан хотел получить магический доступ в волшебный мир, который его дядя создал из самой кровавой, самой бездарной и самой бессмысленной войны недавних времен. Тэйн ел молча.

– Я почти закончил втулки и подшипники для вала, – наконец сказал он. – Завтра можем строить башню.

Тома что-то проворчал.

Тэйн пожал плечами. На настроение Томы невозможно было повлиять.

Он бросил взгляд на Рулу, в глазах которой все так же читалась немая просьба. Поднявшись, он взял кувшин с пивом, сломал печать и отхлебнул:

– За мельницу. – Он передал пиво Томе. – Стебан, пойдем принесем оставшуюся воду.

За время ужина поднялся легкий ветерок. Приятный и влажный, он предвещал дождь. В сторону гор по небу быстро ползли тучи, заслоняя звезды. Возможно, подумал Тэйн, погода даст Руле то, чего не мог обеспечить он.

– Мама с папой злятся друг на друга, да?

– Похоже на то.

– Из-за Коску?

– Да. – Путь от источника словно стал длиннее.

– Папа боится. Кайдаровцев, – разочарованно проговорил Стебан.

– Полагаю, на то есть причины.

Тэйн не встретил ни одного наемника барона. Не встретил он и никого из соседей. Никто не приходил к ним, и сам он не наносил никому визитов во время своих вылазок.

– Солдатам никогда не страшно.

– Неправда, Стебан, – усмехнулся Тэйн. – Солдатам всегда страшно. Но мы учимся преодолевать страх. Твоему папе не приходилось этому учиться, когда вы жили в городе, и теперь он пытается наверстать упущенное.