Средиземного моря бризом, а мимоза демонстрировала огромные массы своей бледно-желтой роскоши. Грант подумал, что как пара к картине, изображающей серо-багровый Лондон, это выглядит превосходно. Если он когда-нибудь разбогатеет, он закажет одному из лучших в мире художников написать для него две картины: игру светотени Лондона и яркий земной блеск Марселя. Или, может быть, двум разным художникам. Вряд ли человек, который сможет передать вид Лондона в серый апрельский день, сумеет изобразить на холсте дух весеннего полудня в Марселе.

Грант прекратил раздумывать о художниках, и Марсель уже не казался ему ярко-зеленым, когда он обнаружил, что семья Мартин неделю назад уехала из пригорода в неизвестном направлении. То есть неизвестном соседям. К тому моменту, когда с помощью местных властей Грант выяснил, что «неизвестное направление» означало просто Тулон, значительная часть драгоценного времени была потрачена; еще больше времени пришлось потратить на путешествие в Тулон и поиски Мартинов среди несметного числа его жителей.

Но в конце концов он нашел их и выслушал то немногое, что они могли рассказать. Шарль был «скверным мальчишкой», сказали они, вложив в эти слова весь антагонизм, испытываемый французами к тому, кто отступается от верховного божества французского пантеона – от семьи. Шарль всегда был своевольным, упрямым и (преступление из преступлений по французским понятиям) ленивым. Он уехал пять лет назад: приключился небольшой скандал с девушкой – нет, нет, он только кольнул ее, – и не удосужился ни разу написать им. Они ничего не знали о нем все это время, только три года назад один приятель наткнулся на него в Порт-Саиде. Этот приятель говорил, что Шарль занимался какой-то торговлей камнями для мостовых, развозя их на подержанных автомобилях. Скупал обломки, немного обтесывал их и продавал. Он был очень хорошим механиком и мог бы добиться успеха в делах, стать хозяином гаража, и у него были бы работники, если бы он не был таким ленивым. Ленивым до мозга костей. Это была исключительная лень. Лень как болезнь. Они больше ничего не слышали о нем, пока их не попросили опознать его тело.

Грант спросил, нет ли у них фотографии Шарля. Да, есть несколько; но, конечно, они сделаны, когда Шарль был гораздо моложе.

Они показали Гранту фотографии, и он понял, почему мертвый Билл Кенрик мало отличался от того Шарля Мартина, которого помнили его родные. Когда индивидуальность, которую придает жизнь, гасла, один худой молодой брюнет с яркими бровями, впалыми щеками и прямыми волосами оказывался очень похож на другого такого же молодого человека. У них даже могли быть глаза разного цвета. Родители получили извещение, которое гласило: «Ваш сын умер в результате несчастного случая; пожалуйста, опознайте его тело и займитесь похоронами».

Родным, которых постигла тяжелая утрата, отдают документы и вещи их умершего сына и просят подтвердить, что владелец всего этого – их сын. В их головах не возникает никаких вопросов, они принимают все, что видят, а видят они то, что ожидают увидеть. Им не придет на ум спросить: а у этого человека глаза голубые или карие?

Как и следовало ожидать, вопросы в конце концов начали задавать Гранту. Почему он интересуется Шарлем? Не оставил ли Шарль какие-нибудь деньги? Может быть, Грант ищет законных наследников?

Нет, Грант обещал навести справки о Шарле по поручению одного приятеля, с которым Шарль был знаком, когда они оба работали на берегу Персидского залива. Нет, он не знает, что было нужно этому приятелю. Он понял так, что речь шла о будущем партнерстве.

Семья Мартин высказала мнение, что приятелю повезло.

Они угостили Гранта арманьяком, кофе с маленькими печеньицами, покрытыми сахарной глазурью, и пригласили приходить еще, когда он опять окажется в Тулоне.

На пороге, уходя, он спросил, нет ли у них каких-нибудь бумаг их сына. Только личные, ответили они: его письма. Спросить официальные они и не подумали; несомненно, все это еще в марсельской полиции, которая первой связалась с ними, когда случилось несчастье.

Так что еще какое-то время ушло на установление дружеских отношений с марсельскими властями; но на этот раз Грант не тратил сил на сугубо неофициальные методы. Он предъявил свои документы и попросил, чтобы ему одолжили бумаги Мартина. Грант выпил предложенный ему sirop и написал расписку. А потом успел на самолет, который во второй половине дня в пятницу улетал в Лондон.

У него оставалось еще два дня. Точнее, один день и воскресенье.

Когда он летел обратно, Франция по-прежнему выглядела как драгоценность, вышедшая из рук ювелира, а вот Британия, оказалось, вообще исчезла. Знакомые контуры западноевропейского побережья – а за ними ничего, кроме океана дымки. Карта земли выглядела очень странно и неполно без привычных очертаний этого столь обособленного острова. Предположим, этого острова никогда не было: насколько иначе развилась бы мировая история? Это была захватывающая мысль. Чисто испанская Америка, например. Французская Индия; Индия без «цветного барьера», с таким смешением рас, что страна потеряла свою индивидуальность. Голландская Южная Африка под властью фанатичной церкви. Австралия? Голландцы из Южной Африки или испанцы из Америки? Это несущественно, решил Грант, поскольку любая нация в ряду поколений стала бы высокой, стройной, сильной, упрямой, произносящей слова протяжно и в нос, скептичной и не поддающейся уничтожению.

Они нырнули в океан облаков, а выйдя из него, увидели Британию. Очень земное, слякотное и будничное место, чтобы изменить историю мира. Постоянная морось пропитала землю и воздух. Лондон выглядел как акварель в серых тонах, на которую нанесены пятна масляной киновари – там, где насквозь промокшие автобусы мелькали в тумане.

В отделе дактилоскопии горели все лампы, хотя вечер еще не наступил, и Картрайт сидел в той же позе, в какой Грант его последний раз видел – в какой он его всегда видел; выпитая до половины чашка остывшего чая стояла у его локтя, а на блюдце было полно сигаретных окурков.

– Могу я быть вам чем-нибудь полезен в этот прекрасный весенний день? – спросил Картрайт.

– Можете. Мне бы очень хотелось узнать одну вещь. Вы когда-нибудь допиваете чашку до конца?

Картрайт задумался.

– Если по-честному, не знаю. Берил обычно забирает ее и наливает свежего. Еще какое-нибудь дело? Или это просто светский визит?

– Да, еще кое-что. Но в понедельник вы уже будете работать на меня, так что не давайте вашему чувству благотворительности разыграться вовсю.

Грант выложил на стол документы Шарля Мартина.

– Когда вы сможете проверить это?

– Что это? Французское удостоверение личности? А зачем вам – а может, это тайна?

– Просто я последний раз поставил на лошадь по кличке Чутье. Если выпадет выигрыш, я вам все расскажу. А отпечатки заберу