Для императорской свиты ясно было (или, точнее, казалось ясным) одно: император уже не строит наполеоновских планов, ни на что не рассчитывает и, конечно же, не надеется, что феодальные монархи оставят на троне его сына. Таков он был, на взгляд окружающих, либо заставлял себя быть таким, и в то раннее утро 29 июня, когда адмирал Декре предстал перед ним с доброй вестью: «два фрегата ждут его в Рошфоре, им приказано поднять якоря, как только император поднимется на борт»[1813]. Наполеон обещал уехать в тот же день, но, едва успев проводить Декре, узнает, что Блюхер сосредоточил прусские войска на ближних подступах к Парижу. Император моментально загорелся идеей напоследок вновь послужить Франции в роли ее генерала[1814]. Он предложил Беккеру срочно «лететь в Париж» с его просьбой: «Скажите Временному правительству, что Париж не должен быть взят, как ничтожнейшая хибара. Я соберу армию, воодушевлю ее, отброшу пруссаков, добьюсь лучших условий мира, а потом все же уеду. Я отрекся и от сделанного не отступлюсь, даю слово чести - слово чести солдата!» Беккер был явно ошеломлен такой идеей, но выполнил просьбу императора: сразу помчался с нею в Париж.

Фуше и К0 восприняли предложение Наполеона с ужасом. «Он что, издевается над нами?!» - схватился за голову Фуше. Отчитав Беккера за то, что генерал занялся «не своим делом», он отправил его назад, в Мальмезон, торопить императора с отъездом в Рошфор. Когда Беккер доложил обо всем этом Наполеону, тот был не столько удивлен, сколько разочарован. «Эти люди уничтожают Францию», - так отреагировал он на отказ Временного правительства в его просьбе и тут же распорядился готовить отъезд. Все было готово к пяти часам пополудни.

Буквально в последние часы перед отъездом Наполеона из Мальмезона к нему приехали еще двое гостей. С академиком Гаспаром Монжем (великим математиком, у которого будущий император учился когда-то в Парижской военной школе) он успел поделиться своими планами на будущее. «Праздность была бы для меня худшей из пыток, - признался император своему бывшему учителю. - . Я остался без армии и без Империи. Теперь только науки могут сильно захватить мою душу. Но узнать то, что сделали другие, мне недостаточно. Я хочу сделать новую карьеру, оставить труды и открытия, достойные меня»[1815].

Последний из мальмезонских гостей Наполеона буквально ворвался к нему в покои, когда он говорил «прощай» «маме Летиции» за несколько минут до отъезда в Рошфор. То был еще один Великий Гражданин - Франсуа Жозеф Тальма. «Движимый искренним сочувствием и жаждой видеть трагедию, - пишет о нем Эмиль Людвиг, - он приехал, чтобы стать свидетелем великого расставания и потом передать потомкам сцену сдержанного прощания матери с сыном в патетических тонах»[1816].

О последних минутах прощания в Мальмезоне с грустью вспоминал Л. - Ж. Маршан. Он до конца своих дней (а доживет до 1876 г.) не мог забыть, как тепло простился Наполеон 29 июня 1815 г. с «мамой Летицией», Гортензией и Марией Валевской - простился с ними навсегда. Все три женщины провожали его глазами, полными слез, когда он зашагал от них к четырехместной карете, запряженной четырьмя почтовыми лошадьми, сел в нее вместе с Бертраном, Савари и Беккером и, может быть, еще виделся их воображению, пока карета не скрылась за поворотом на дорогу к Рошфору. Вслед за каретой императора тронулись в путь и экипажи с его свитой. А тем временем туда же, в Рошфор, по договоренности Фуше с Веллингтоном, «торопились встретить будущего пленника по меньшей мере 30 английских кораблей»[1817].

Путь Наполеона к Рошфору с 29 июня до 3 июля 1815 г. живо, в подробностях, напоминал его «полет орла». Цитирую Анри Гуссе в переводе Д. С. Мережковского: «По всему пути из Мальмезона в Рошфор толпы бежали за ним, с тем же немолчным: “Виват император!”, как тогда, при возвращении с Эльбы. Но теперь, зная, что Он покидает Францию, молили, плакали: “Останьтесь, останьтесь с нами, не покидайте нас!” В городе Ниоре 2-й гусарский полк едва не взбунтовался, требуя, чтоб Он принял команду и вел его на Париж. Эльбское чудо могло бы повториться, если б он захотел; но Он уже ничего не хотел»[1818]. По воспоминаниям Маршана, эскадрон 2-го гусарского полка во главе со своим командиром самовольно взялся сопровождать императора из Ниора в Рошфор, галопом следуя рядом с дверцами его кареты: Наполеон «был не в состоянии избежать восторженного приема местных жителей, и за пределами города приветствовавших его возгласами: “Да здравствует император!”, - но, как только мы проехали несколько лье от города, он не захотел и далее следовать с эскортом гусаров; поблагодарив офицера и весь эскадрон, выдал каждому гусару по золотому наполеондору»[1819].

В Рошфор Наполеон и вся его свита прибыли в 8 часов утра 3 июля. Здесь, по донесению роялистского шпиона, император «был принят как бог»[1820]. Маршан вспоминал: «Самые восторженные демонстрации горожан стали свидетельством горячих чувств, испытываемых народом по отношению к императору. Горожане, собравшиеся под окнами императора, ждали момента, чтобы увидеть его и выразить свои чувства любви к нему и скорби. Император несколько раз выходил на балкон своих апартаментов, и каждый раз толпа народа приветствовала его с неослабным энтузиазмом. Император сохранял хладнокровие, и казалось, что ему безразлично все происходящее вокруг него»[1821]. «Дивное спокойствие освещало его лицо», - добавляет к этому рассказу Маршана Беккер[1822]. Когда же «к императору пришли делегации от городов и от армии с мольбой не покидать их», он обстоятельно им разъяснил, «что теперь это уже слишком поздно; его советы, мнения и служба были с презрением отвергнуты, враг уже находится в Париже, и его вмешательство означало бы, что к вражескому вторжению на территорию отечества добавились бы ужасы гражданской войны»[1823].

Тем временем выяснилось, что два фрегата, обещанные Наполеону, готовы к отплытию, но выйти в море не могут, потому что английский крейсер «Беллерофон» блокировал рейд. В первый же день по прибытии в Рошфор генералы императорской свиты вместе с доверенными лицами из городских властей собрались на совет, и все следующие дни до 13 июля предлагали Наполеону различные (вплоть до самых дерзких и жертвенных) планы отплытия из Рошфора, минуя английскую блокаду. Так, капитан Шарль Бодэн (сын того самого Бодэна Арденнского, депутата Совета старейшин, который в 1799 г. скончался от «взрыва радости», узнав о возвращении генерала Бонапарта из Египта) предложил в распоряжение Наполеона французский корвет, стоявший под его командой неподалеку от Рошфора в устье р. Жиронда[1824]. «Бодэна я знаю, - говорил в те дни адъютант императора вице - адмирал граф П. Мартен. - Это единственный человек, способный доставить Его Величество здравым и невредимым в Америку». Сам Бодэн 5 июля написал морскому префекту Рошфора барону Ф. К. де Бонфу такое письмо: «Император может довериться мне . Мой отец умер от счастья, узнав о возвращении его из Египта. Я умер бы от горя, видя, как император покидает Францию, если бы думал, что, оставшись на родине, он сможет еще принести ей пользу. Но он должен оставить ее и жить с почетом в свободной стране, а не умереть пленником своих врагов».