«Не волнуйся, я подойду. Все нормально, я подойду…»

Миками вздрогнул, услышав шорох. Аппарат втаскивали в комнату.

– Говорит Миками. Я сразу к делу, хорошо?

– Хиёси, арестован похититель, убийца Сёко…

– Отличная новость, верно? Пресса какое-то время не будет об этом писать, но знайте: мы взяли подонка. Я видел его лицо. Вместе со мной был такой же специалист, как вы, по фамилии Морита. И еще один парень по фамилии Сиратори… вы бы засмеялись, если бы увидели, какой он толстяк. Все мы как следует разглядели лицо подонка.

– И Амэмия тоже его увидел. Через четырнадцать лет… он наконец увидел лицо похитителя. По-моему, сейчас Амэмия стал гораздо спокойнее. Кроме того, он благодарен всем, кто работал с ним много лет назад…

– Хиёси, надеюсь, вы меня сейчас слушаете. По-моему, вы устали. Я тоже устал. Потерпите еще десять минут. Я ставлю новый рекорд… тридцать девять часов без сна. Подумал, что побью собственный рекорд, который я поставил в двадцать пять лет.

– В общем, я буду время от времени вам звонить. У вас ведь есть время, да? У меня тоже. По вечерам я бываю свободен, ведь теперь я больше не детектив.

Пронеслась неделя.

Пресс-конференции сократились до двух в день. В основном на них приходили местные репортеры; сотрудники отдела по связям со СМИ в основном видели вокруг дружеские лица, хотя впечатление, что они союзники, улетучилось, растаяло как дым. Акикава снова стал самим собой. Остальные тоже вернули былую агрессивность и после каждого брифинга врывались к ним с претензиями.

– Вы их прячете, признайтесь! Просто нелепо… мы перепробовали все уловки, но так и не сумели их найти!

– Нас не обвинишь в профнепригодности!

– Расскажите еще что-нибудь о родственниках девочки! Вы обязаны… по договору о неразглашении. Вы обещали держать нас в курсе.

– Договор утратил силу. В интересах следствия я не имею права разглашать конфиденциальные сведения.

Семья Мэсаки сняла дом в городке на севере префектуры. Мэсаки нанял человека, который управлял магазином спорттоваров вместо него, а свой старый дом решил продать. Его освободили, но продолжали за ним наблюдать. Несколько дней его допрашивали в качестве потерпевшего, но он не сказал ничего такого, что свидетельствовало бы против него. Однако теперь детективы прозвали его Правдорубом; отчасти из-за того, что первый иероглиф его имени созвучен слову «правда», но в основном из-за досады, какую испытывали детективы, когда Мэсаки говорил именно то, что требовалось в данном случае.

Устроили «опознание», прокручивая запись его голоса. Среди тех, кого пригласили на опознание, были владельцы и служащие девяти заведений, куда звонил похититель. Кроме того, детективы пригласили на процедуру служащих консервного завода Амэмии, в том числе Мотоко Ёсиду. Правда, последняя находилась в психиатрической лечебнице, и главный врач отказался отпустить ее. Поэтому на опознании она не присутствовала. Несколько оставшихся «свидетелей» тоже не явились, так что в конце концов запись прослушали только семь человек. Пятеро согласились, что голоса похожи; трое из пятерых были убеждены, что говорит один и тот же человек. Один из двух оставшихся заявил, что ничего не помнит, а второй считал, что голоса разные. Все же им удалось получить хоть какой-то результат… правда, для того, чтобы, как выразился Мацуока, «закопать Мэсаки живьем», им требовалось гораздо больше доказательств. Прошло четырнадцать лет; трудно было спустя такой долгий срок найти исчерпывающие доказательства вины Мэсаки. Судя по всему, должно пройти немало времени, прежде чем Правдоруба можно будет отдать под суд.

– Может, хотите, чтобы мы пригласили также таблоиды и фрилансеров? – допытывались у Сувы репортеры.

– Вы так говорите, словно членство в вашем клубе – неотъемлемое право. А если мы созовем еще одну пресс-конференцию и дадим всем вам, всем без исключения, одни и те же сведения? На старт, внимание, марш! Вы все отправитесь на одно и то же задание. Если представители таблоидов вас опередят, можете считать это стимулом для развития собственных репортерских навыков.

– Ладно, ладно, веселитесь! А ведь мы тоже вам помогаем. По-вашему, выходит, что мы плохие парни, но все началось только из-за того, что вы недооцениваете нас. Полиция продолжает считать нас всего лишь рупором и со скрипом сообщает что-то достойное упоминания. Моим предшественникам пришлось долго и тяжело бороться, проводить кампании и на страницах своих изданий, и в правительственных учреждениях. Смеетесь над «неотъемлемыми правами»? Они стали результатом!

– Лично вам гордиться нечем. Может быть, ваши предшественники и добились всего того, чем вы гордитесь, а я говорю о том, что происходит здесь и сейчас. Вы донимаете нас, требуя информации, информации, информации, а сами сидите в прессцентре, задрав ноги. Нечего сказать, тяжелая у вас работа!

Сува очень возмужал. Он больше не боялся обидеть репортеров. Не стремился все время прибегать к манипуляциям и подхалимажу, не сглаживал острые углы.

Представители прессы также слегка изменились. Они по-прежнему требовали, чтобы их держали в курсе важных дел, и иногда становились воинственными, разглагольствовали и важничали, если получали указания из Токио. Однако многие постепенно учились сдерживаться в случае необходимости. Они по-прежнему любили осаждать полицейских, но больше не радовались их ошибкам. Они по-прежнему обменивались ударами, но после боя всегда жали друг другу руки. Некоторые даже начали демонстрировать альтруизм.

Но им еще предстоит испытать дружбу по-настоящему. Два дня назад Миками собрал всех своих подчиненных для беседы в тесном конференц-зале в цокольном этаже.

– То, что я скажу, должно остаться между нами.

Выдвинув такое условие, он рассказал им правду о том, что происходило последние дни. Рассказал о связи недавней погони с «Делом 64». Кроме того, он подробно рассказал о преступном сокрытии уголовным розыском своей ошибки.

– Наши хорошие отношения с прессой закончатся в тот день, когда объявят об аресте Мэсаки… Пожалуйста, подумайте о том, как перестроить наши отношения после того, как это произойдет.

Сува был ошеломлен. Он все время отбивал атаки репортеров, которые требовали раскрыть им персональные данные пострадавших, и даже вызвал огонь на себя, когда уговаривал репортеров подписать договор о неразглашении. Он стал более уверенным в себе и готов был продолжать бой – тем очевиднее стало его потрясение. И все же Миками был за него спокоен. То, что Сува еще готов бороться, стало ясно по тому, как он разобрался с прессой накануне, как беседовал с репортерами утром. Он непременно станет следующим директором по связям с прессой. Он раскрыл свое истинное призвание.

Курамаэ слушал его, болезненно скривившись; но позже, узнав о том, что за странными звонками стоит Амэмия, он по-настоящему упал духом. После собрания Миками положил руку ему на плечо: