синкретизм, своеобразная русификация христианства, которое на русской почве приобрело определенные национальные черты, сохранение Русью Владимировых времен, несмотря на принятие христианства, не только политической, но и идеологической независимости — все это не могло не привести к отрицательному отношению греческого духовенства к действиям Владимира. Отдавая должное крестителю Руси, они видели в нем самом проводника независимой политики в русской церкви, полуязычника, которым он оставался до конца дней своей жизни (недаром этот первый русский князь-христианин был похоронен с соблюдением языческой обрядности), и это, естественно, не могло не привести к сознательному искажению греческим духовенством на Руси старинных рассказов о крещении Владимира. Анализ и сличение различных источников [«Повесть временных лет», Новгородская I летопись, «Память и Похвала» русскому князю Владимиру Иакова Мниха, «Слово о законе и благодати и похвала кагану нашему Владимиру» митрополита Иллариона, «Чтение» о Борисе и Глебе Нестора, «Жития» Владимира, («Обычное», «Проложное», «Особого Состава»), «Слово о том, како крестился Владимир, возмия Корсунь» и другие русские источники, а также Яхъя, Кедрин, Зонара, Михаил Пселл, Асохик и др.] дают возможность сделать вывод о том, что Владимир крестился сразу же после заключения им соглашения с Василием II о помощи, женитьбе и крещении, т. е. в конце 987 г.

Это подтверждается и «Житием» Владимира, в котором речь идет о том, что «по святом крещении поживе блаженный князь Владимир лет 28», а так как Владимир умер 15 июля 1015 г., то, следовательно, год его крещения — 987. То же самое говорит «Память и Похвала» Иакова Мниха, по которой Владимир берет Корсунь «на третье лето» по крещении, а Херсонес был взят в 989 г., следовательно, год крещения — 987 (мартовский)[646].

Старинное предание, замалчиваемое летописью, но все же дошедшее до нас, связывало крещение Владимира с Киевом.

В действительности так оно и было, и на этой точке зрения стояли А.А. Шахматов и М.Д. Приселков. Быть может, прав А.Е. Пресняков, считающий, что Владимир крестился в Киеве, в церкви святого Ильи[647].

Но несомненно он прав, утверждая, что вряд ли грек-миссионер крестил Владимира.

И тут мы сталкиваемся с тем же вопросом, который заставил нас задуматься, когда мы говорили о христианстве Ольги. Видимо, это первоначальное крещение Владимира греческое духовенство не очень-то склонно было считать официальным. Пока что это было частное дело Владимира и его ближайшего окружения, но этого мало. Греческое духовенство не считало Владимира безоговорочно христианином в первую очередь потому, что крещение могущественного «северного варвара» прошло мимо рук византийской церкви и, по-видимому, без соблюдения всех обрядов, сопутствующих крещению вообще и крещению «архонта» в частности. Владимир той поры несомненно, с точки зрения византийского духовенства, не был полноценным христианином, и оно было вправе быть недовольным теми, кто обратил его в христианство.

Кто же были крестители Владимира?

На этот вопрос ответить трудно. Одно время, казалось бы, восторжествовала болгарская теория Шахматова. И действительно, русско-болгарские связи в X в., как мы уже видели ранее, были очень близкими и тесными. При этом, говоря о русско-болгарских связях, я имею в виду и болгаро-тюркские, о чем мы уже говорили, и болгаро-славянские. Не случайно дунайская, уже славянская Болгария была тесно связана с Хазарией, чем и объясняется удивительное распространение у дунайских болгар еврейских имен, характерных для хазар родственных болгаро-тюркским элементам на Дунае (Самуил, Давид, Аарон, Моисей). Эти связи осуществлялись через Русь. Болгария всегда была хорошо осведомлена о Руси, не раз предупреждала Византию о готовящемся нападении русских дружин, русские подолгу живали в Болгарии, соседили друг с другом на Дунае, заимствовали у болгар письменность и язык «книжности» и т. д. Все это свидетельствует о возможности появления на Руси болгарского духовенства.

Но решить вопрос о крещении Владимира в пользу болгарской версии на основании этого было бы преждевременным[648].

Может быть, такими крестителями были священники, вышедшие из русской христианской среды, вроде того «русина», которого встретил в Крыму Константин (Кирилл) Философ, или хазарские христиане, жившие в Киеве, а быть может, и варяги-христиане, намек на что мы находим в саге об Олафе Тригвассоне, говорящей о крещении Владимира варягами.

Во всяком случае древнейшие летописи говорят о местных традициях христианства Владимира, о крещении его в Киеве кем-либо из представителей многоязычного, многоплеменного киевского христианства.

Крещение это могло быть совершено без соблюдения всех правил восточного христианства, по христианскому обряду вообще, без учета намечающихся между западно- и восточнохристианской церковью различий, и это, равно как и то, что Византия в деле крещения Владимира была обойденной, привело к сознательному искажению действительности греческими священниками в те времена, когда русская «книжность» оказалась в их руках.

Так родилась «Корсунская легенда».

Она была внесена в «Начальный свод», сделалась официальной версией о крещении Руси и, устранив древние свидетельства о нем, превратилась в орудие определенных церковно-политических тенденций. Автором ее был грек-корсунянин, один из создателей и строителей древнерусской церковной организации, человек, хорошо знающий топографию Херсонеса, вставляющий греческие слова в русскую речь («кубара», «лимен», «василика»), один из «корсунских попов» Десятинной церкви[649].

Старинные рассказы и, по-видимому, источники, говорившие о крещении Владимира на Руси (Киеве, Василеве), о походах Владимира-христианина на Корсунь, сознательно игнорировались, замалчивались летописцами, и лишь отдельные отрывки этих местных, русских, достоверных сообщений, рисующих все события, связанные с крещением Владимира и Руси в ином свете и в соответствии с действительностью, искаженные и неполные, сохранились и дошли до нас в других источниках. Итак, мы с полным основанием можем считать, что поход на Корсунь был предпринят Владимиром уже после принятия им христианства. Но почему Владимир, только что заключивший соглашение с Василием «о сватовстве и женитьбе», вдруг внезапно нападает на крымские владения своего шурина? Нет никакого сомнения в том, что поход Владимира на Корсунь был вызван тем, что Русь, выполнив свои обязательства по договору с Василием, ожидала того же от Византии. Последняя же, получив шеститысячный русский отряд, не торопилась осуществить договор: выдавать замуж за «варвара» «порфирородную» Василий все же не хотел.

Мы не знаем, почему за год до Корсунского похода Владимир «к порогам ходи», но мы можем предположить, что здесь, очевидно, он ожидал Анну, выйдя ей навстречу и остановившись в том месте, где византийской миссии, в составе которой должна была прибыть и Анна, угрожала опасность от печенегов, постоянно подкарауливавших русских у порогов. Здесь и остановился Владимир со своей дружиной, поджидая греческих послов, отсюда он повернул, не дождавшись Анны, к себе в Киев, для того чтобы на следующий год выступить в поход на Корсунь и, таким образом, оружием вынудить Василия