о работе. Обещали. ‹…› Сбор обещали на следующее утро. ‹…›

Еще новая история. Р-ва приехала из жилотдела буквально со слезами. Там категорически потребовали всех расселенных из аварийного дома № 26 вернуть обратно, мотивируя это тем, что по положению о переселении в квартиры оное идет только с ведома жилотдела. Пошла звонить, говорила, говорила, ну вроде договорилась. Удержали людей по новым квартирам. Оформлять ордера поедем завтра.

23 июля [1942 года]

Зашла к Ф-вой. Она сильно больна. Врача вызвала. Встретилась с К-вой и А-вой. И та и другая жалуются на тяжелое материальное положение. К-ва говорит, что нечем платить за обеды в школе, а у нее четверо школьников. Муж тоже почти ничего не приносит, т. к. постоянно занят на оборонных работах и мало зарабатывает. Придется сходить в школу выяснить, что можно сделать для них.

У Алексеевой муж и два сына в армии. Один мальчуган восьми лет целыми днями сидит дома, т. к. в школу мать его не пускает. Надо поточнее выяснить, в чем там дело. ‹…›

28 июля [1942 года]

Провела подписку на билеты денежно-вещевой лотереи. Собрала 600 руб. Подписала пока не всех, еще несколько человек предстоит обойти. Днем их дома не бывает.

Проведала Кислову. У нее раны цинготные на ноге, жутко глядеть какие. Ходить с трудом может. Достала ей травы и салата. Уксус у нее есть, пусть травой себя поддержит.

29–30 июля [1942 года]

Ездила с К-вой на завод. Надеялась устроить ей усиленное питание. Оказалось, у них нет такой столовой.

Мальчугана А-ва надо обязательно устроить в школу. Педагог говорит, что он очень способный ученик, а мать его дома держит неизвестно зачем. В РОНО узнала, что он может получить скидку, но надо будет похлопотать.

1 августа [1942 года]

Проверяла выдачу продкарточек. Опять отсеялись несколько человек. Они числились умершими, но точных сведений не было, а теперь они не пришли за карточками. Явилась С-ва, ей не выдали карточки на производстве и в список по местожительству не включили, как работающую. Пришлось тут же внести ее в список и выдать карточки.

2 августа [1942 года]

Составили новые списки подлежащих эвакуации и повезла их в райсовет. Там сообщили: эвакуация прекращена, временно или постоянно пока неясно. ‹…›

У Ч-вой ночью умерла мать. Утром она пришла ко мне. Плачет, жалуется, что за изготовление гроба с нее требуют один килограмм хлеба, за могилу нужны хлеб и деньги.

Стала ее уговаривать, чтобы она не тратила деньги на покойную, а лучше оставила бы средства для себя и ребенка. Она беспокоилась, что будет не права, если похоронит мать не так, как это принято раньше.

Вечером она вновь пришла. Пожаловалась, что не хочет делать гроб, но не решается похоронить умершую так, как это ныне делают другие люди. Пришлось ее успокаивать, уверять в том, что она вправе сохранить для живых, а не тратить их на мертвую.

Она наконец-то успокоилась и говорит:

– Вот спасибо, что Вы хоть посоветуете, что делать, а то не знаешь, как поступить, все думаю, что люди осудят за то, что похороню мать не так, как надо.

4 августа [1942 года]

На объявленное заранее занятие группы МПВО явились всего четыре человека. Прочла им статейку из «Ленправды» «Маски сброшены», побеседовали о бдительности и задачах МПВО.

Е. А. Соколова[64]. «Снесем любую голодовку, даже голодную смерть, ради спасения советской власти»

«В Ленинграде неспокойно. Ходят тревожные слухи ‹…› Много хлопот было с эвакуацией рукописного отдела ‹…› Разрешили принимать в отряды Народного ополчения женщин ‹…› Позвонили из райкома и дали директиву срочно уничтожить архив нашей организации ‹…› В воздухе шла смертельная борьба ‹…› В Ленинграде среди интеллигенции стала распространяться идея об объявлении Ленинграда “вольным” городом ‹…› Паялин совершил партийный проступок – хоронил тещу с попом ‹…› Сегодня меня вызвали в Смольный к Лазутину ‹…› Все наши научные сотрудники ‹…› обедали в столовой горкома ВЛКСМ ‹…› На Октябрьском заводе рабочие устроили волынку на почве продовольственных затруднений и ‹…› устроили погром в столовой ‹…› Посетила баню. ‹…› Среди голых женщин не видно ни одной толстой ‹…› Одна гражданка, ‹…› не переставая, ныла и жаловалась на плохую тяжелую жизнь ‹…› Вызвали к председателю районной комиссии по эвакуации ‹…› Была в Смольном и вновь просила дать научным сотрудникам института первую категорию ‹…› Демобилизовался мой муж И. И. ‹…› Новый год встречала с мужем у его сестры ‹…› Есть знакомый, через которого можно купить конину…».

16 августа 1941 года

Сегодня, пользуясь дневным дежурством и свободным временем во время дежурства, вернулась к своему дневнику, начатому мною еще до войны, с благим намерением вести его регулярно. Но это оказалось не так просто. Столько было хлопотливых дел каждый день.

Уже подходит к концу второй месяц войны с фашистской Германией. Обстановка очень серьезная: враг оказался сильнее и коварнее, чем многие предполагали. Сообщение о сдаче Смоленска, Первомайска и Кировограда привело всех в большое уныние. Так тяжело слышать и узнавать, что наши советские города и села захватывают фашисты. Враг стремится к жизненно важным центрам Советского Союза и хочет, видимо, захватить Донбасс и Кривой Рог – пролетарский центр, – это не то, что Эстония и Литва. Здесь гитлеровцы должны встретить самоотверженную борьбу рабочих.

Что с Киевом? Никто не знает. Почему фашисты продолжают захватывать наши советские земли? Вот вопрос, который волнует всех. Однажды мне даже инструктор нашего райкома ВКП(б) Пономарева сказала, что она ночи не спит и все думает: «Почему немецкие рабочие сражаются против Советского Союза?»

Все ждем перелома на фронте. Должна же, наконец, Красная армия остановить наступление фашистов! Так хочется чем-нибудь помочь фронту, чтобы скорее добиться победы или хотя бы улучшения положения на фронте.

Вчера закончила статью «Крепкий тыл – залог победы фронта» и сдала ее в «Радиогазету». Печатная и устная пропаганда и агитация – вот та работа, которую несут сейчас научные сотрудники Института истории ВКП(б), которая может принести морально-политическую помощь фронту.

Четверо наших сотрудников работают на строительстве оборонных укреплений. ‹…›

С 14 августа началась принудительная эвакуация детей и матерей из Ленинграда. Нашему институту дали срок на эвакуацию на 19-е число. Сегодня мы просили районную эвакуационную комиссию, чтобы дали отсрочку, так как две женщины, подлежащие эвакуации, еще не вернулись с оборонных работ. Комиссия перенесла срок на 20-е и успокоила, что женщины вернутся к сроку, так как их уже вызвали через комиссию по трудовой повинности.

Эвакуация проводится по производственному принципу,