искать и звать вас. Все раны лечит время и только эта по-прежнему кровоточит в моём сердце. Но скоро и эта боль утихнет. Скоро я умру, мой король, и, наконец, воссоединюсь с вами, чтоб вечно служить вам. Я больше никогда не покину вас.

— Нет, мой верный Марк, твоим мечтам не суждено сбыться. Наши дороги разошлись навсегда. Я ухожу туда, — Арман поднял руку и Марк увидел над его головой чёрный провал неба, заполненного огоньками мерцающих звёзд. Он, как зачарованный, смотрел туда, слушая голос своего короля: — Наконец я освобожусь от своей боли и изнурённого болезнью тела, я обрету свободу, чтоб лететь, как птица, в бескрайних просторах великой пустоты, в которой сияет множество миров, куда более прекрасных и многогранных, чем наш. А ты останешься здесь и продолжишь свой путь. Ты будешь любить, сражаться и помнить обо мне. И назовёшь своего первенца моим именем. Ведь назовёшь, правда?

На лице Армана появилась немного лукавая усмешка.

— Я скоро умру, мой господин, — устало возразил Марк. — Мне осталось немного. Сейчас ночь, я заточён в темнице, мои руки и ноги скованы. А утром за мной придут тюремщики и отведут к палачам, и кто знает, какими изощрёнными пытками они будут вытягивать из меня жалкие признания, которые никому не нужны. Меня обвинят в измене, хоть я всегда хранил верность. Но я был верен только вам, вашей памяти, а другим... да, наверно изменял. И теперь меня ждёт расплата за это. Я не боюсь. Я сожалею лишь об одном, что я не отомстил вашему убийце. Я зря послушал Айолина. Мне нужно было собственными руками убить Ричарда. Исход всё равно один — эшафот и жестокая смерть.

— Этого я тоже не хочу, — сурово проговорил Арман. — Убийство короля — тяжкий грех, даже если корону надела змея. Я не желаю, чтоб ты пачкал его кровью свои руки и пятнал свою душу. Малыш Айолин, как всегда, мудр не по годам, и ты правильно сделал, когда прислушался к его совету. Только боги решают участь королей, и участь Ричарда предрешена. Он умрёт, а ты будешь жить. И не спорь со мной, — его палец мягко коснулся губ Марка. — Что у тебя за дурная привычка спорить с королём? Лучше отдохни, пока есть время. Закрой глаза и постарайся забыться сном. Пусть тебе приснятся зелёные луга и густые дубравы, небо над пологими склонами холмов и жаворонок в этом небе. Пусть снятся олени, вышедшие к водопою, лодка, плывущая по реке, а в ней — рыжая девушка со столь огненными волосами, что, видно, солнце каждую ночь спит в её изголовье. Пусть душа твоя наполнится покоем и тихим счастьем, пусть прошлое перестанет терзать тебя чувством вины и сожаления, а будущее не заботит мраком новых испытаний. Просто усни, мой мальчик. Ты заслужил эту тишину, этот покой. А я буду хранить твой сон. И когда ты проснёшься, всё будет иначе.

Марк хотел возразить, что разбудит его скрежет засовов, и это будет значить, что тюремщики пришли за ним, чтоб отвести к палачам, но наверно Арман, коснувшись его губ, затворил их. Он не смог произнести ни слова, его веки сомкнулись, и он почувствовал, как расслабляется его измученное тело. И ему казалось, что он лежит на дне лодки, которая плывёт куда-то, мягко покачиваясь на волнах. Тишина и покой снизошли на его душу, и он погрузился в глубокий сон, зная, что спит на руках своего короля, и пока это так, ему нечего бояться.

Скрежет засова прозвучал, как гром. Он вздрогнул и снова почувствовал, как ноют плечи и болят раны. Он лежал на жёсткой койке и его запястья и щиколотки затекли от железных браслетов. Открыв глаза, он увидел, что в окно через решётку льётся яркий свет позднего утра. Приподнявшись, он смотрел, как открывается дверь его узилища, но не испытал страха. Он был готов к тому, что его ожидает.Он помнил свой сон, и это воспоминание наполняло его душу покоем. Это был последний бесценный дар его короля.

Глава 19

За несколько часов до рассвета в стане алкорцев зазвучали трубы, и на поле между позициями передовых отрядов обеих армий выехал небольшой отряд всадников с факелами. Тут же поднятый адъютантом с походной постели Леонард Девре поспешно, насколько позволяли ему тяжёлые латы, которые он не снимал уже несколько дней, взгромоздился на коня и в сопровождении своих рыцарей, скрывавших сонные глаза под глухими шлемами, выехал навстречу.

Барон Отадер, встретив его, как старого доброго знакомого, дружеской улыбкой, учтиво раскланялся и передал Леонарду запечатанный красным сургучом пергаментный свиток и, распрощавшись, ретировался обратно за линию алкорских укреплений.

Леонард, которому не терпелось узнать, что в свитке и, полагая, что это послание неминуемо повлечёт скорый созыв военного совета, решил сам отвезти его в ставку короля. Потому вскоре он проехал, звеня доспехами, по деревушке и спешился во дворе дома старосты. Его сразу же проводили к королю, и спустя несколько минут вниз спустился офицер, который разослал вестовых по ближайшим деревням.

Не прошло и часа, как зальчик на втором этаже дома снова заполнился военачальниками и командирами войска Сен-Марко. У стола рядом с мрачным королём сидел граф де Бове, задумчиво перечитывая послание, написанное на белёном пергаменте.

— Все в сборе ваше величество, — наконец доложил маркиз Вайолет, садясь на своё место.

У него было не менее озабоченное выражение лица. Он беспокойно оглядывал лица прибывших, которые с явной тревогой смотрели на короля.

— Альдор ответил на наше послание, и дал нам не совсем тот ответ, который мы ожидали, — мрачно проговорил Ричард. — Он сообщил имя своего поединщика, но при этом воспользовался предоставленным ему нами правом назначить время поединка.

— И сколько времени он нам дал? — спросил принц Жоан, который лучше других чувствовал, что отец не просто встревожен, он взбешён, хоть и скрывает это.

— Немного, — ответил король, бросив на него холодный взгляд. — Поединок назначен на ближайшее утро, после рассвета, как только мы будем готовы.

В зале стало шумно, бароны и рыцари переглядывались, громко недоумевая по этому поводу.

— Но ведь ещё недавно они делали всё, чтоб затянуть время! — воскликнул барон Ренар-Амоди, вызванный на совет в числе других командиров.

— Если только это не было уловкой, — проговорил граф де Бове. — Наша разведка сообщает, что вся