Перед глазами у меня все плывет – странная дымка, которая пульсирует в такт с ускоряющимся биением сердца. Я мотаю головой, пытаясь отогнать это ощущение, но оно упрямо. В черепе вспыхивает боль, ввинчиваясь в кости. Я втягиваю воздух сквозь зубы и заставляю себя глубоко дышать, чтобы успокоиться. Как в туннеле, стены словно сдвигаются. Такое ощущение, что сейчас окна разлетятся и осколки изрежут мое тело на ленточки.

Спотыкаясь на лестнице, я возвращаюсь обратно в тронный зал.

«Нет выбора, Мэйвен», – воркует мать, когда я снова запинаюсь. Вот и все, что я слышу. Она не из тех, кто советует отступить или сдаться. Элара Мерандус в жизни не сдавала своих позиций, и тому же она научила меня. Головная боль разрастается, превращаясь в жгучую паутину в черепе.

Надо мной снова вспыхивает свет – так ярко, что лампочки гудят. Слишком сильный прилив электричества.

Одна за другой они лопаются, и битое стекло дождем сыплется на блестящий паркет. Я едва успеваю увернуться, когда разлетается лампочка прямо у меня над головой.

Волоски продолжают гореть, светясь белым.

И фиолетовым.

Мэра Бэрроу, мужественная, спокойная и смертоносная, стоит в узком проеме. Не моргнув и глазом, она заходит и закрывает за собой дверь. Мы оба заперты здесь. Вместе.

– Все кончено, Мэйвен, – тихо говорит она.

Я бегу в другой конец тронного зала и врываюсь в апартаменты, предназначенные для королевы. Я их слегка подправил. Внес изменения, которые мало кому по вкусу.

Мэра проворнее, чем я, – но сейчас она движется неторопливо. Преследует меня. Дразнит. Хотя ей ничего не стоит со мной справиться. Убить одним метким ударом молнии.

«Отлично. Иди сюда, Бэрроу».

Я чувствую знакомую боль. Боль пустоты, которой боятся все Серебряные и новокровки. Еще одна дверь, которую осталось открыть. Последний шанс выжить – там, где многие другие бы умерли.

«Я не проиграю, мама».

Ухмыльнувшись, я оборачиваюсь. Пусть видит, как я пячусь, заходя в темную комнату. Единственное окно невелико, и комнату наполняет слабый свет, в котором поблескивают темные стены, украшенные серо-черным шахматным узором. Серые клетки тускло переливаются, в них видны прожилки жидкого серебра. Кровь Арвенов, кровь тишины.

Мэра медлит на пороге, ощутив давление Молчаливого камня. Я наблюдаю, как оно наваливается на нее.

Кровь сбегает с ее лица, и в холодном сером свете она становится похожа на Серебряную. Я продолжаю отступать, двигаясь спиной. К следующей двери. Там еще один коридор. Мой шанс.

Она меня не останавливает.

Горло у Мэры вздрагивает, когда она сглатывает, борясь с раздирающим душу страхом. Это я нанес ей эту рану. Заковал ее в цепи, истощил способность, заставил вести жизнь призрака. Если она сделает шаг вперед, то лишится оружия.

Никакой защиты. Никаких гарантий.

Нож в моей руке вдруг становится таким тяжелым.

Я могу бросить его. Бросить и бежать.

Я могу пощадить Мэру.

А могу убить ее.

Выбор прост. И в то же время очень сложен.

Я не сдамся.

И я крепче сжимаю нож.

Эта комната – гроб. Каменная пасть, которая проглотит меня целиком. Я ощущаю себя мертвой, даже когда просто стою на пороге, отказываясь покориться этому месту и человеку, который его создал.

Сердце бьется так громко, что наверняка Мэйвен его слышит.

Он обводит меня знакомым взглядом; такое ощущение, что он стоит слишком близко, хотя нас разделяют несколько метров. Мэйвен смотрит на мое горло, где от страха пульсирует вена. Он вот-вот облизнется. Моя рука тщетно сжимается и разжимается, пытаясь призвать молнию. Все, что я получаю, – слабые темно-фиолетовые искры, которые быстро умирают под тяжестью Молчаливого камня.

Что-то поблескивает в руке Мэйвена, переливаясь в тусклом свете. Видимо, нож. Маленький и тонкий, но достаточно острый.

Моя рука движется к бедру – к пистолету, который всучил мне Тайтон. Но кобуры нет на месте – видимо, я ее потеряла, когда летела с моста.

У меня нет вообще никакого оружия.

И Мэйвен это знает.

Он усмехается, злобно обнажив белые зубы.

– Ты не хочешь мне помешать? – спрашивает он, склонив голову набок, словно любопытный щенок.

– Не вынуждай меня, Мэйвен, – хрипло говорю я, чувствуя, как пересыхает во рту.

Он лишь пожимает плечами. Отчего-то его простая серая одежда выглядит не хуже шелка, мехов и стали. Он больше не король, но никто, видимо, ему этого не объяснил.

– Я тебя не вынуждаю, – надменно произносит он. – Ты не обязана страдать. Хочешь стоять – стой. Можешь даже развернуться и уйти. Мне всё равно.

Я заставляю себя сделать вдох, глубже прежнего. Чересчур знакомое ощущение Молчаливого камня леденит позвоночник.

– Лучше не доводи меня, – рычу я, и в моем голосе смертельная угроза.

– А что ты намерена делать? Стоять и смотреть? – сухо отзывается тот. – Я в ужасе.

Эта наигранная беспечность – наглое притворство. Я достаточно хорошо знаю Мэйвена, чтобы разглядеть в словах свергнутого короля правду – подлинный страх, который пробивается сквозь привычное высокомерие. Его взгляд перебегает быстрее прежнего; он смотрит не на мое лицо, а на ноги. Он двинется с места, когда двинусь я. Побежит, когда я на него брошусь. Несмотря на кинжал, он тоже безоружен.

Не дрогнув, я медленно делаю первый шаг. Захожу в тюрьму из Молчаливого камня.

– Правильно, что в ужасе.

Мэйвен удивленно шарахается, чуть не споткнувшись. Но быстро приходит в себя и крепко сжимает в руке кинжал. Я продолжаю двигаться вперед, а он повторяет мои движения, отступая назад, как в зеркале. Мучительно медленный танец. Мы не отводим глаз друг от друга. Даже не моргаем. Такое ощущение, что я, едва удерживая равновесие, иду по канату над ямой, полной волков. Одно неверное движение – и они меня растерзают.

А может быть, я и есть волк.

В глазах Мэйвена я вижу себя. И Элару. И Кэла. Все мы что-то сделали, чтобы оказаться здесь в эту минуту, когда рушится его мир. Я лгала – и мне лгали. Предавала – и меня предавали. Причиняла боль – и страдала сама.

Интересно, чтó Мэйвен видит в моих глазах.

– Так просто это не закончится, – выговаривает он – негромко и спокойно. Я вспоминаю Джулиана и его способность. – Даже если ты провезешь мой труп по всему миру, ничего не изменится.

– Взаимно, – отвечаю я, оскалившись. Расстояние между нами сокращается, как бы Мэйвен ни старался. Я проворнее, чем он. – Алый рассвет не умрет со мной.

Он криво усмехается.