– Значит, мы оба заменимы. И никому не нужны.

Я отрывисто смеюсь. Я никогда и не была нужной – в том смысле, в каком это слово применимо к Мэйвену.

– Я привыкла.

– Мне нравятся твои волосы, – вдруг говорит он.

И разглядывает мои спутанные каштаново-фиолетовые пряди, переброшенные через плечо. Я не отвечаю.

Последняя карта, которую он разыгрывает, очевидна – и, тем не менее, мне больно. Не потому что я знаю, что это ложь, но потому что помню девушку, которая согласилась бы. Теперь Мэра Бэрроу стала умнее.

– Мы можем бежать, – Мэйвен понижает голос, и его слова повисают в воздухе. – Вместе.

Впору рассмеяться. Глубже вонзить нож в рану. Заставить его страдать в эти последние минуты. Но я чувствую, как моя душа разрывается от жалости к человеку, который столь безвозвратно потерян. И мне искренне жаль старшего брата, которому досталось по полной. Кэл старался и потерпел крах. Он не заслуживает того, что происходит сейчас.

– Мэйвен, – со вздохом говорю я, качая головой и удивляясь его слепоте. – Единственного человека, который тебя любит, здесь нет. Он там, на площади. Ты своими руками сжег этот мост.

Он замирает и становится белее камня. Даже его ледяные глаза не движутся. Я делаю еще один шаг, оказавшись на расстоянии вытянутой руки, но Мэйвен как будто этого не замечает. Я сжимаю кулак, собираясь с духом.

Он медленно моргает. И в его глазах я не вижу ничего.

Мэйвен Калор пуст.

– Очень хорошо.

Стремительный бросок – и кинжал проносится рядом с моим горлом. Я инстинктивно отшатываюсь, избежав гибели. Мэйвен продолжает наступать, продолжает наносить удары – молча. Отражая атаку, мое тело реагирует быстрее мозга – сплошь рефлексы. Я ловче Мэйвена, и мои руки движутся в такт его выпадам. Нужно перехватить противника, прежде чем он сможет нанести какой-нибудь вред этим крошечным, но зловеще острым куском железа.

У меня нет ничего, кроме собственных рук и ног. Главное – удерживать кинжал на расстоянии. Я почти не бью сама, только увертываюсь – а потом пытаюсь свалить Мэйвена подножкой, однако он ловко подскакивает. Моя первая ошибка. Я раскрываюсь, он делает быстрое движение, и удар, который мог бы пробить легкое, оставляет длинный, хотя и неглубокий, порез на боку. Показывается горячая красная кровь, наполняя воздух запахом меди.

Отчасти я жду, что он извинится. Мэйвену на самом деле никогда не доставляли удовольствия мои муки. Но сейчас он не даст мне пощады. И я тоже.

Не обращая внимания на растекающуюся по телу боль, я с силой бью его в горло сжатым кулаком. Он задыхается, спотыкается и падает на колено. Я бью снова, теперь ногой в челюсть. По инерции Мэйвен валится вбок, широко раскрыв изумленные глаза и плюясь серебряной кровью. Если бы не кинжал, я бы воспользовалась этой возможностью. Схватить его голыми руками за горло и сжимать, пока тело не остынет…

Вместо этого я прыгаю и всем весом прижимаю Мэйвена к полу, одновременно пытаясь разжать пальцы, вцепившиеся в рукоятку кинжала. Он рычит, несмотря на поврежденную челюсть, и пытается меня спихнуть.

Мне приходится воспользоваться зубами.

Вкус серебряной крови обжигает рот, когда я впиваюсь в его пальцы, прокусив их до костей. Рык переходит в пронзительные вопли. Этот звук, еще усиленный эффектом Молчаливого камня, проникает до глубины души. Здесь всё причиняет больше боли, чем обычно.

Но я справляюсь с собой и разжимаю его пальцы до конца; кусая и дергая, я отбираю у Мэйвена кинжал. Он скользкий от крови, серебряной и красной, которая темнеет с каждой секундой.

Внезапно второй рукой он хватает меня за горло и что есть сил сжимает, выдавив воздух из моей гортани. Мэйвен тяжелее – он наваливается всем весом, и я опрокидываюсь на спину. Одним коленом он упирается мне в плечо, пригвоздив к полу руку с кинжалом, другое ставит на грудь, прямо на клеймо, которым сам меня наградил. Оно болит и жжется от прикосновения, и я чувствую, как ломается кость. Адски медленно.

Теперь моя очередь кричать.

– Я пытался, Мэра, – шипит он, обдавая холодным дыханием мое лицо.

Борясь за воздух, я лишь хриплю и задыхаюсь. Вокруг все плывет; не остается ничего, кроме лица Мэйвена надо мной. Неестественно синие глаза – застывшие, нечеловечески пустые. Глаза огненного принца не могут быть такими. Это не Мэйвен Калор. Того юноши нет, он ушел навсегда. Каким бы он ни родился, в могилу положат нечто другое.

Шея болит; я чувствую, как лопаются кровеносные сосуды. Я едва в состоянии мыслить. Весь мир сужается до кинжала, который я по-прежнему стискиваю в кулаке. Я пытаюсь поднять руку, но Мэйвен слишком тяжел.

Слезы наворачиваются на глаза, когда я понимаю, как это закончится. Ни молнии, ни грома. Я умру Красной девчонкой, одной из тысяч, погибших под пятой Серебряных.

Мэйвен не ослабляет хватки. Она становится все крепче, мышцы шеи подаются, вот-вот хрустнет позвоночник. Мир тускнеет, точки перед глазами разрастаются, как черная плесень.

Но тут Мэйвен слегка наклоняется вперед. Совсем чуть-чуть. Переносит вес с плеча на мою сломанную грудину.

Ровно настолько, чтобы мне удалось освободить руку.

Я ни о чем не думаю. Просто взмахиваю кинжалом.

И его глаза гаснут.

В них грусть и…

…удовлетворение.

Лежа с закрытыми глазами, я с особой остротой сознаю, насколько у меня распух язык. Очень странная мысль, особенно учитывая все остальное. Я пытаюсь сглотнуть, но боль в горле от этого лишь усиливается. Она гневно вспыхивает, и мышцы шеи негодующе вопят. Я беспокойно ерзаю под одеялом на кровати… интересно, где?

– Сейчас Сара закончит, – слышится голос Килорна у меня над ухом. Я чувствую запах пота и дыма. – Не двигайся, если можно.

– Ладно, – хриплю я, и от этого становится еще больнее.

Он смеется.

– Помолчи. Хотя тебе это трудновато.

В обычное время я бы стукнула Килорна, ну или сказала бы, как мерзко от него воняет. Но сейчас, лежа почти без сил, я предпочитаю держать глаза закрытыми, а зубы – стиснутыми.

Сара между тем обходит кровать, продолжая касаться меня. Встав слева, она кладет свои волшебные руки мне на шею. Тем временем я понимаю, что пореза на боку, видимо, больше нет. Я его не чувствую.

Она слегка наклоняет мою голову, заставив задрать подбородок, несмотря на боль. Я вздрагиваю и охаю, и Килорн успокаивающе поглаживает мое запястье. Под действием исцеляющей силы всё быстро проходит, синяки и опухоли исчезают.

– Голосовые связки пострадали не так сильно, – произносит Сара.

У Сары Сконос очаровательный голос, ясный, как колокольчик. Я не удивилась бы, если бы человек, проведший много лет без языка, старался компенсировать потерянное время, но Сара по-прежнему говорит мало, тщательно подбирая слова.