Гаспринское Совещание в Крыму не было запланировано и носило, по оценке Астрова, «импровизированный характер» (в результате предварительного соглашения между самим Астровым и Винавером). Однако именно оно стало первой попыткой обосновать политический курс Белого движения в условиях очевидного окончания войны и перспективы восстановления полноценной легальной партийной работы (московские собрания таковыми считаться не могли). Высказанные во время его работы суждения оказали влияние на принятие внешнеполитических деклараций, составивших (наряду с решениями Ясского Совещания) в декабре 1918 г. – январе 1919 г. основу деятельности Русского Политического Совещания в Париже и, в частности, заявлений всероссийского главы МИДа С. Д. Сазонова.

Под впечатлением от Гаспринского Совещания о перспективах кадетской политики переписывался с Астровым другой «партийный патриарх» (негласно семью «патриархами» считались Петрункевич, Милюков, Кокошкин, Винавер, Родичев, Новгородцев и Набоков), «почетный председатель» партии И. И. Петрункевич. Он отмечал произошедшую после «революционного переворота» 1917 г. эволюцию программных установок: «Форма правления – республика, государственное устройство – территориальная автономия провинции; учредительная власть – Учредительное Собрание, избранное на основании всеобщего избирательного права». Но спустя год стали существенно меняться и эти «революционные лозунги». По оценке Петрункевича, в этом была вина не только «стихийной силы вещей», но и ряда членов ЦК, «ведущих свою личную политику, совершенно не согласную с политикой, установленной партией». Многие члены партии «участвовали в монархических организациях, открыто провозглашающих монархию» (очевидно, имелись в виду В. А. Степанов и Е. Ефимовский), другие участвовали «в Украинском гетманском правительстве, провозгласившем «самостийность» Украины, ее национальную независимость от России и суверенитет украинской власти» (С. М. Гутник, А. К. Ржепецкий, Н. П. Василенко), третьи – «предложили союзникам в Яссах утверждение военной диктатуры, т. е. замену Учредительного Собрания властью диктатора» (П. Н. Милюков, М. В. Брайкевич, М. М. Федоров, Б. Е. Малютин). Политические маневры Милюкова, который «совершенно освободил себя от решений и принципов партии и пошел по пути оппортунизма», признав допустимым восстановление в России монархии, «чтобы штыками немцев восстановить трон», свидетельствовали об отсутствии партийного единства. Подобные действия как членов ЦК, так и членов местных организаций могли привести, по справедливому суждению Петрункевича, к одному результату: «Партию придется считать погибшей, так как партия, лишенная единства действий и дисциплины, не есть политическая партия».

Отметив одинаковую несостоятельность создания «всероссийской власти» на основе «Уфимского правительства», «Омского правительства адмирала Колчака» или «Кубанского командования Добрармией», Петрункевич подчеркнул, что наиболее действенный способ создания действительно прочной, легитимной власти – путь «снизу»: «Ход организации должен быть… не от власти всероссийской к местной, не от центра к периферии, а от периферии к центру, т. е. следовать по тому же пути, по которому пойдет освобождение России». В противном случае «всякая власть, будь она гражданская или военная, будет чистой фикцией, если она объявит себя всероссийской властью». «Всероссийская власть вырастет из местной власти, которая сумеет уловить дух своего времени, потребности русского народа и найдет средства осуществить их». Петрункевич, как и Астров, считал, что «такую задачу более всех других могла бы выполнить Добровольческая армия, но только в том случае, если она отрешится от тех узких планов, которые ей навязывают могикане погибшего режима. Если судьба готовит разрешение такой задачи генералу Деникину, то он выполнит ее, лишь идя по пути, которым шел Вашингтон, а не по следам генералов Монка или Мак-Магона (популярные в 1918–1919 гг. примеры-аналогии из всемирной истории применительно к лидерам Белого дела. – В.Ц.). Для успеха своего дела Добрармия должна соединить свои силы с гражданскими силами той территории, где она в данное время действует. Она должна организовать управление этой территории с помощью местного населения по плану, заранее выработанному и осуществляемому немедленно по занятии территории. Должна быть организована власть распорядительная, с правом законодательства по местным делам, и власть исполнительная. Первая – выборная, вторая – по назначению, думаю, губернатора – делегата армии, на первое только время. Потом, когда появится центральное правительство, губернатор будет по его назначению. Необходимо, чтобы Армия достигла полного доверия населения, т. к. она должна представляться в его сознании как освободительница и защитница действительных интересов народа, а не того или другого класса»[547].

Таким образом, Петрункевича с полным основанием можно считать сторонником идеи т. н. «диктатуры снизу», при которой власть будет создаваться на основе уже существующих структур управления. Эти идеи получат значительное распространение в последние периоды истории Белого движения в России, в 1920–1922 гг. Поэтому, в определенном смысле, Петрункевич «опередил время» и «обстоятельства» создания подобных властных структур. Действительно, благодаря их деятельности возможно было добиться столь важного для Белого дела равновесия между легальностью и легитимностью. Опора на местную власть, и особенно на местное самоуправление, была типичным пунктом кадетской программы и, в условиях развала центральной власти, могла оказаться востребованной.

Однако военно-политические события развивались так, что, вопреки мнению Петрункевича и партийным установкам, приходилось не дожидаться оптимальных условий для формирования власти, а считаться с фактом создания диктатуры в той форме, как это происходило на белом Юге и в Сибири. Осенью 1918 г. почти синхронно (с интервалом в две недели) прошли 3-й Юго-Восточный краевой съезд партии (в Екатеринодаре 29–31 октября 1918 г.) и 2-я Общесибирская партийная конференция (в Омске 15–18 ноября 1918 г.). На них обсуждались вопросы, связанные уже с самой формой организации будущей всероссийской власти, ее международным статусом. В Екатеринодаре, по инициативе Краевого Юго-Восточного комитета, собрался «цвет» кадетской партии: члены ЦК партии (П. Н. Милюков, Н. И. Астров, М. М. Винавер, графиня С. В. Панина, В. А. Степанов), бывшие члены Государственной Думы (Н. Н. Николаев, М. С. Воронков), представители Кубанского областного (С. И. Хлебников, А. И. Веденяпин, А. В. Сокольский и др.), Донского окружного (Е. В. Кулаков) и Украинского Главного (Д. Н. Григорович-Барский) комитетов. Всего – 63 делегата. Съезд широко освещался в печати (официозные газеты «Россия» и «Вольная Кубань»), а иллюстрированный журнал «Донская волна» посвятил партийному форуму отдельный номер.

В выступлениях были конкретизированы положения партийной программы, однако множество резолюций, содержащих развернутые тезисы по вопросам внутренней и внешней политики, принято не было. Съезд имел значение, скорее, «обменом мнениями» о сложившейся политической ситуации, подведением итогов, формулировкой оценок партийной работы за 1918 г. Окончание войны в Европе и вывод немецких войск из Украины были одними из главных лейтмотивов выступлений. Председатель Юго-Восточного комитета, ростовский городской голова В. Ф. Зеелер в своей речи (29 октября) в ярких, образных выражениях описал историю возникновения Добровольческой армии, особо подчеркивая, что «Русская Государственная армия союзникам не изменяла, она не запятнала себя никаким соглашательством, и мы полагаем, что наше представительство, представительство России будет допущено, будет принято и ему будет отведено почетное место, несмотря на нашу слабость». Эту же идею развил ставший своеобразным «монополистом» на толкование вопросов внешней политики Винавер (31 октября), заявив, что Брестский мир не может считаться международно-правовым актом, поскольку заключен от имени не существующих, не признанных мировым сообществом государств (Советской России и Украинской Республики. – В.Ц.). «Нам говорят: «Россия перестала быть субъектом права, и договоры могут признаваться недействительными». Мы отказались от этой диспенсации (dispensation – «освобождение от обязательств». – В.Ц.), признав, что Россия жива. Договоры наши как были, так и остались… Россия не совершила никакого акта».