— Сейчас о мошеннице создали целую литературу. Гёте написал «Великий Кофта», Шиллер «Духовидец», а Томас Карлейль «Бриллиантовое ожерелье». И сколько еще напишут.

— Словом, поступим нижеследующим образом. Я доложу государю. Через несколько дней двор должен быть в Москве. Ты продолжай поиски и все-таки выясни, чем она занималась в России. Учти, что надвигается война с Портой. Начальнику Главного штаба генералу Дибичу поручено составить план кампании. Де Гаше жила в Крыму. Нет ли тут какого-нибудь шпионства? Ведь эта безродная публика на все готова за деньги. Кроме того, у нее выработан, очевидно, определенный почерк. Возвратимся из Москвы — продолжим. Бумаге не доверяй! Пошли человека с тайной миссией в Крым, независимо от действия официальных властей. Выяснить надо все, что только возможно, хотя и Гаше и Крюденер уже на том свете.

Доклад о графине де Гаше Бенкендорф представил государю в Москве в первых числах августа.

Выслушав Бенкендорфа, государь сказал:

— Что ты думаешь обо всей этой истории? И не соотносится ли она с нашими действиями против Порты?

— Полагаю, что нет. Однако бумаги отыскать надо и изъять.

— Хорошо. Я велю Дибичу написать таврическому гражданскому губернатору. Кто там сейчас?

— Нарышкин, ваше величество. Три отвратительные бабы, а шуму-то!

— Пусть напишет Дибич и вытребует шкатулку. А ты пошли туда верного человека: пусть проследит. Дибич мой начальник штаба. Если впутать полицию, можно спугнуть.

Государь вызвал Дибича и в присутствии Бенкендорфа объяснил, в чем дело. На следующий день в Крым умчался курьер.

Из Москвы в Крым путь нелегкий.

После коронационных торжеств составление плана войны против Турции пошло энергичнее. Император Николай вовсе не стал миндальничать и брать пример со старшего брата, который в Лайбахе отказался поддерживать Грецию. При нем Порта опустошала Молдавию и Валахию. Даже баронесса Крюденер не согласилась с Благословенным и призвала к крестовому походу против султана Махмуда, повесившего в первый день Пасхи у ворот дворца константинопольского патриарха в полном облачении. Многие события принудили императора Александра переменить позицию и выставить ультиматум Блистательной Порте. В южных губерниях России начали концентрироваться войска. Греция обрела новую надежду. Теперь события в какой-то степени повторились. Император Николай еще до казни мятежников выставил турецкому султану ультимативные требования: восстановить княжества Молдавия и Валахия, освободить сербских депутатов и дать Сербии учреждения согласно Бухарестскому договору, заключенному в середине 1812 года, прислать делегатов на русскую границу для переговоров. В правоте собственных поступков он убедился через три года, когда в Веймаре Гёте сказал ему:

— Ваше величество, политическое будущее России — это восточный вопрос и, возможно, польский. Но главное для вас сейчас — это Восток!

Султан Махмуд подписал соглашение и принялся готовиться к войне. Политическая и отчасти военная борьба с Турцией заняла почти весь 1827 год. Действия графа Паскевича против персов и продвижение к центру Армении, с одной стороны, насторожили Европу, а с другой — восхитили. Персидский шах опять готовился к войне, отказавшись ратифицировать невыгодный для него мир с русским императором.

Да, действительно, будущее России в те годы решалось на Востоке.

Для Бенкендорфа 1827 год — год напряженного формирования высшей наблюдательной полиции. Страна была разделена на семь округов во главе с генералами и штаб-офицерами. Была образована сеть тайных агентов, которые подчинялись жандармским офицерам и обязаны были поставлять необходимые сведения. Как комендант главной императорской квартиры, Бенкендорф значительно расширил полномочия и одновременно показал обществу, что III отделение и корпус жандармов не являются какими-то новыми полицейскими ведомствами вроде прежних министерств, а становятся силовой сутью управления страной, воплощающей в жизнь повеления монарха. Именно III отделение и корпус жандармов заботятся об исполнении законов, поддерживая тесную связь с Министерством внутренних дел и Министерством юстиции. Это структурное изменение общество должно было понять. На фоне оригинальной концепции, выдвинутой Бенкендорфом и поддержанной государем, действия мелких агентов вроде Шервуда, получившего в качестве главной награды приставку «Верный», кажутся мелкими и незначительными. Раздутые будущими историками, они исказили общую картину николаевской России, выдавая мелкое и частное за общее и определяющее.

Коронационные торжества и маневрирование гвардейцев и гренадер, составивших сводный корпус, вызвали восторг у маршала Мармона — посланца короля Карла X. Герцог Рагузский спросил у императора:

— Правда ли, что похитительница ожерелья Марии Антуанетты скрывается в России?

— Я слышу об сем впервые, — ответил государь и тут же поинтересовался у Дибича, послан ли курьер в Крым?

В день коронации мятежникам вышло очередное послабление. Присужденным на каторжную работу вечно срок сокращался до двадцати лет. По истечении его они переводились на поселение. Бенкендорф сделал собственноручную надпись для памяти на печатном экземпляре манифеста, из которой следовало, что закончившие срок селятся в Сибири в качестве вольных жителей, а не поселенцев, и могут быть приписаны в какой-нибудь цех или гильдию, но в Россию возвращаться им не позволено, так как они остаются политически умершими для страны. Его слова, в сущности смягчающие участь сотен людей, позднее использовались для обвинений Бенкендорфа в чрезмерной жестокости.

Рутинная работа отнимала у Бенкендорфа массу времени. Каждую свободную минуту он знакомился с разного рода донесениями, которые показывали, что источник беспокойства все-таки не устранен. В сентябре он написал Воронцову, что молодежь снова принимается за танцы и уже значительно менее занимается устройством государства, политикою обеих полушарий и мистическими бреднями. Однако не все выглядело так благостно. Ордынский докладывал:

— О войсках, Александр Христофорович, болтают разное. Многое совершенная бессмыслица. Надзор все-таки надо поручать образованным и неглупым агентам. Вот, например, что пишут о преображенцах. Они, дескать, преданы государю, но в них стараются вселить любовь к цесаревичу Константину и ненависть к императрице Марии Федоровне. Цесаревич будто бы просил уменьшить гвардейцам срок службы до пятнадцати лет, государь согласился, а императрица воспрепятствовала. Теперь цесаревич обиделся на государя и не общается с ним. В чьих руках надзор, Александр Христофорович?! Этак мы далеко зайдем.

— Тут ты ошибаешься, Ордынский. Подобные сведения должны быть зафиксированы, однако отнесены к категории слухов. Мы обязаны знать как можно больше, если не все, и уже наше дело оценить собранные факты, очистив от наносного.

— Я полностью с вами согласен, Александр Христофорович, но агент обязан и сам разбираться, что нести в клюве.

Накануне нового 1827 года Бенкендорф отправил фельдъегеря в Крым с приказом отыскать бумаги графини де ла Мотт-Гаше, которые, вероятно, были похищены лицами, находящимися с авантюристкой в дружеской связи. Документы, не обнаруженные в темно-синей шкатулке, безусловно заслуживают особенного внимания правительства. Необходимо опросить слуг, знакомых и чиновников. Даже городского голову и членов ратуши надо привлечь к дознанию. В феврале фон Фок доложил Бенкендорфу: