Обрубки

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Вызов Алексея Жаркова (рассказ «Джинн строгого режима», 228 слов и 1485 знаков, полных черного юмора) принял Юрий Погуляй с пронзительной миниатюрой в 137 слов и 901 знаком по счетчику.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Юрий Погуляй

У вас одно новое сообщение

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

(137 слов; 901 знак)

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Начало всему есть действие особенное. Твоя жизнь это ведь череда твоих же решений, десятки маленьких начал. Пригласить на свидание, сделать предложение, завести ребенка, сменить работу. И вот полдороги позади, ты ждешь зеленого на пешеходном переходе: успешный, довольный, с букетом цветов в правой руке и с леденцом для дочурки за пазухой. В ладони мобильник с сообщением от жены. У тебя еще столько планов, столько идей. Построить дом, смотаться на Алтай, накопить денег на поездку семьей в Ирландию.

Но, в отличие от начала, конец — это хаос, а если и решение — то не всегда твое. И вот ты открываешь сообщение от жены и, холодея, смотришь на фотографию изрубленного детского тельца. Челюсть ребенка свернута набок, губы лопнули, щека превратилась в уродливый мешок для костей. Сквозь кровавые разводы на полу виден постеленный в прошлом году ламинат.

Под фотографией стоит подмигивающий смайлик.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Стихи

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Максим Кабир

Козодои

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

шел дождь, козодои кричали в леске,

тянуло с торфяников гнилью.

аллея петляла, и дом вдалеке

надгробьем казался унылым.

и мы добровольно скакали к нему,

хранившему холод, таившему тьму

и память о красной живице,

струившейся по половицам.

и шутки смолкали, и кони пряли

ушами, я помню фронтоны

в тумане, я помню, как доктор ильин

сказал, что похожи на стоны

скрипенье порога, тяжёлых дверей.

а анна поёжилась: «право,

давайте же с этим покончим скорей»

…тот дом называли кровавым.

в нём располагался сиротский приют.

прошло, почитай, четверть века

с тех пор, как устроил побоище

тут безумный и злобный калека,

глухой никодим, что следил за скотом,

а ночью, под грома салюты

по спальням с огромным ходил молотком.

так сделался ныне заброшенный дом

могилой для бедных малюток.

и сам живодёр, как велел сатана,

а, может быть, — лютая брага,

повесился в холле, левее окна,

но как утверждают, однако

остался навеки в дому заточён.

и медиум наша сказала,

что будто бы фибрами чувствует: он

за нами следит из подвала.

нас шестеро было, и кто-то седьмой

гремел в водостоках и топал в каминной,

шуршал, притворяясь безжизненной тьмой

мышиной вознёй, паутиной.

«согласно сенеке, — промолвил ильин, —

вся жизнь — размышленье о смерти.

и что там — мы можем гадать до седин,

а можем сейчас же проверить.

живёт ли вне немощной плоти душа,

и если ты умер, то умер, и — ша?

там черви и мёрзлые склепы

иль радости божьего неба?

а что до спиритов, что в моде теперь,

не есть ли молитва христова

сама спиритизм, отпирающий дверь

посредствам господнего слова?»

«arcana coelestia», ню и дени

и кардека, и сведенборга

читали мы, чтобы себе объяснить

куда попадём мы из морга.

и анна, прекрасная анна моя

меня подхватила за локоть,

и тени густые, у лестниц роясь

нас пачкали в чёрную копоть.

шёл дождь, козодои кричали в ночи,

царапал сучок подоконник,

и мнилось, что молот, кряхтя, волочил

над нами оживший покойник.

мы сели за стол под охраной свечей,

под пристальным взором ничейных очей,

и знать о присутствии призраков чтоб,

настроил ильин спирископ.

в руке моей левой писателя кисть,

возлюбленной аннушки — в правой.

«коль есть в этом доме хозяин — явись», —

промолвил наш круг шестиглавый.

«явись и стучи, коли раз — это да,

а коль отрицание — дважды».

ильин перебил: «боже мой, господа!

смотрите!», и понял вдруг каждый

из нас, что свершилось: и вот изо рта

спирита сочится сама темнота,

та тьма, что мы издревле жаждем.

трещал спирископ, ледяная струя

трепала мне волосы, анна моя

мне стиснула руку, и слева

писатель затрясся, из зева

спирита торчал эктоплазменный столб,

эфирное тело, подрагивал стол.

и мел сам собой выводил на доске:

«шёл дождь, козодои кричали в леске,

и шесть простодушных скакали туда,

где свет это нет, темнота это да».

голодная липкая жуткая тьма

сочилась из медиума.

она колебалась, как чёрный муслин,

она разрасталось по залу.

«свершилось!» — кричал изумлённый ильин

«мы сдохнем здесь», — анна сказала.

нас шестеро было, и кто-то седьмой,

немой, как замшелые плиты

косматой фигурой вставал за спиной

уже неживого спирита.

и маревом адским окутало дом

и тени вскричали: «пришёл костолом.

тук-тук — это значит пришёл костолом,

вы сдохнете здесь за столом».

и рук не разъять, точно склеены мы

писатель с раздробленным рухнул затылком

сломался хребет иванова, из тьмы

безумная морда сверкала ухмылкой.

обмякла сначала жена ильина,

а следом — ильин: был снесён его череп