1944 года погиб при очень загадочных обстоятельствах: то ли от пули карателя, то ли от пули в затылок, пущенной киллером, присланным Тито. В Болгарии считается национальным героем, в Югославии, а ныне в Македонии — естественно, предателем.

Фото из «анкетного листа» Методи Шаторова

Методи Андонов-Ченто, пытаясь отстоять принципы, заявленные в Прохоре Пчинском, был в 1946-м объявлен «буржуазным македонским националистом и сепаратистом», получил 11 лет каторги, отсидел почти десять и, выйдя как неизлечимо больной, умер от рака желудка, пережив, однако, большинство «некоммунистических» делегатов первого съезда АСНОМ, расстрелянных в 1949-м за «великоболгарский национализм» и «македонский сепаратизм».

Еще раньше — в 1946 году — умер в тюрьме Спиро Китанчев. Выданный новыми властями Болгарии югославам, он предстал перед судом по обвинению в «коллаборационизме, великоболгарском национализме и македонском сепаратизме», признал вину по второму и третьему пунктам, но категорически отказался признать первый, получил высшую меру, замененную двадцатью годами каторги, но, не отбыв и года, умер от туберкулеза и побоев.

Что до Иванушки, то он вместе с Менчей, женой-соратником, из Скопье уехал в Вену. Затем, когда Тито официально потребовал выдачи, почему-то не задержанный англичанами, перебрался под крыло Франко, а в 1948-м с помощью кардинала Ронкалли, будущего папы Иоанна XXIII, осел в Риме. Там он и умер аж осенью 1990-го, слегка не дотянув до ста, занимаясь мемуарами и мало интересуясь политикой (хотя в моменты обострений болгаро-югославских отношений неизменно выступал на стороне Софии).

«Всё, что мы делали: всё добро и всё зло, все мудрые шаги и все ошибки, — сказал в последнем интервью этот сухопарый старик с цепкими, очень молодыми глазами цвета зимнего неба, — сделано во имя болгарского народа Македонии, и мы проиграли. Мне жаль болгар, продавших себя за чечевичную похлебку, но я скоро умру, и не мне их судить. Сильным быть трудно».

Иван Михайлов во время одного из последних интервью

ОДИН ЗА ВСЕХ

1942-й выдался в Болгарии на редкость спокойным. Не то чтобы совсем безмятежным — в горах бродили люди с оружием, в городах время от времени что-то загоралось, но в принципе позитивный баланс царь удерживал. Много позже княгиня Евдокия, сестра и лучший друг Бориса, вспоминала слова брата после беседы с м-ром Ренделлом накануне разрыва отношений: «Англичанин советует мне сделать хотя бы один выстрел, а затем покинуть страну, укрывшись в Лондоне. Это проще всего, но что будет с Болгарией?».

Иными словами, Его Величество не хотел войны. Реально не хотел: Вторая Балканская и Первая мировая, в ходе которых он не отсиживался в тылу, сделали его, как и многих его ровесников из «потерянного поколения», убежденным пацифистом. И уберечь страну от очередного кровопускания ему, что ни говори, удалось, а «функции по поддержанию порядка» в сопредельных районах Сербии и Греции не были ни кровавы, ни обременительны. В 1942-м большего Берлин и не требовал, удовлетворяясь тем, что болгарская армия перекрывает границу тогда еще считавшейся опасной Турции.

На удивление мягкой для гитлеровского сателлита была и внутренняя политика. Лютая идиосинкразия второго Кобурга к «красным», насколько можно судить, диктовалась, главным образом, страхом перед их методами: как вспоминают многие знавшие его близко, включая сестер и жену, он не раз говорил, что «сам в чем-то разделяет мысли Маркса и работал бы с коммунистами так же спокойно, как и с их кузенами социал-демократами, будь они у нас такими, как на Западе».

Нельзя, конечно, мазать жизнь лаком: насилия хватало — и сажали, и расстреливали, однако строго в рамках закона, с адвокатами и прениями, мятежников и диверсантов, уличенных в причастности к «терроризму». В этом смысле интересно, что после войны, уже в ходе работы Народных судов, судивших в основном «по справедливости и внутреннему убеждению», военного судью Анастаса Пантева, приговорившего к смерти большинство руководителей подполья, посмертно оправдали, указав, что «все его действия не выходили за рамки законности, без злоупотреблений».

Да и по трактовке в Болгарии еврейской темы, для Берлина принципиальной, можно судить о многом. Уже давно действовал Закон о защите нации, уже дважды побывал в Рейхе и вернулся во всеоружии знаний Александр Белев, уже не формальностью (с августа 1942 года) стал его Комитет по еврейским делам (КЕД), — но телега буксовала. Причем даже по мелочам: фабрикант, которому заказали «желтые звезды», плюнув на эскиз спецов из КЕД, самовольно производил крохотные элегантные значки, и даже их за первый год было изготовлено всего 20 процентов от заказа, потому что полагалось продавать, а не покупали.

А после того как 16 июня в ответ на поздравление Еврейского общества по поводу дня рождения наследника из Дворца пришла теплая благодарственная телеграмма, расставившая по полочкам, что к чему, Петр Габровский, глава МВД и большой энтузиаст «окончательного решения», вообще начал напрямую жаловаться в посольство Рейха на «саботаж определенных лиц». Посольство, естественно, обращалось с протестами: лично херр Бекерле, чрезвычайный и полномочный посол, беспокоил по «известному поводу» Берлин, однако в столице Рейха записки на эту тему попадали в долгий ящик. Фюрера, по уши занятого Восточным фронтом, тревожить мелочами не решались, а без его указаний ведомство Гиммлера принимать решительные шаги, когда дело касалось глав союзных государств, не считало возможным.

Поэтому до поры копили досье царских высказываний об «абсурдных теориях» и «тоталитарных методах», время от времени давая Борису понять, что недовольны, и мелко гадя его второй сестре Надежде, герцогине Вюртембергской, и ее мужу. А кроме того — и это уже важно — готовили материалы для доклада о необходимости «усилить руководство Болгарии идейно родственными национал-социализму кадрами», в связи с чем Отто Вагнер, торговый атташе посольства Рейха в Болгарии, получил дополнительные инструкции.

ИГРА ПРЕСТОЛА

Казалось бы, при чем тут торговый атташе? Ни при чем. Абсолютно. Но вот как «д-р Делиус», шеф «Бюро д-ра Делиуса» — референтуры «Ост» Абвера на Балканах — майор Вагнер (он же «д-р Фрай», он же «Куно», он же «Кара») распоряжение Берлина принял к исполнению.

Правда, если судить по немногим сохранившимся донесениям, — без удовольствия, поскольку и без того был загружен работой с вполне реальной агентурой МI-6 (именно его усилиями британская разведывательная сеть, очень мощная и разветвленная, была в 1942-м срезана под корень), но приказы не обсуждаются. К тому же работа с «Национальными легионами» и лично генерал Христо Луков всё равно и до всяких дополнительных инструкций входили в его компетенцию.

В скобках. Следует понять, что отношение