Значительное ухудшение наступило в 1-ый день Св. Пасхи, 15 апреля, когда у Главнокомандующего произошло падение температуры и сильный нервный припадок. Главнокомандующий мучительно страдал. Опасались возможности мозговых явлений. 19 апреля приезжал из Парижа в третий раз профессор Алексинский. В ночь на 21 апреля был второй нервный припадок, менее сильный, нежели первый. После первого припадка очень ослабела деятельность сердца, которое продолжало работать всё слабее и слабее.

25 апреля в 9 часов утра Главнокомандующий тихо скончался.

Умирал Главнокомандующий с большим самообладанием, как истинный сын Православной Церкви. Во время болезни дважды исповедовался и причащался Св. Тайн у своего духовника протоиерея Василия Виноградова 10 апреля и в Страстную субботу 14 апреля; с большим умилением Главнокомандующий исполнил этот последний христианский долг и спокойно взирал на предстоящую кончину, в сознании выполненного долга перед Родиной.

В течение всей болезни до самых последних дней Главнокомандующий все время продолжал быть в полном курсе всего того, что касалось Армии, судьбы которой его чрезвычайно волновали… До Страстной субботы принимал доклады генерала Архангельского, давая детальные указания по делам Армии, и секретаря H. M. Котляревского, которому отдавал распоряжения на случай смерти. Уже 24 марта Главнокомандующий в беседе с H. M. Котляревским начал давать предсмертные указания и с того дня неоднократно высказывал ему, что чувствует приближение смерти. Главнокомандующий выразил волю свою быть похороненным в Белграде в русской Церкви под сенью знамен. Все помыслы Главнокомандующего до последнего часа были о близкой его сердцу Армии. Он горячо молился о ней…»

Профессор И. П. Алексинский также не заметил каких-либо признаков неестественной смерти. Интервью с ним было помещено в парижской «Иллюстрированной России» вскоре после кончины Петра Николаевича:

«Я не лечил генерала, — сказал нам профессор Алексинский, — а посетил его во время болезни три раза. Генерала лечил русский врач Вейнерт, и к нему приглашались авторитетные бельгийские специалисты. Первый раз я был вызван к генералу Врангелю на 11 день его болезни. Я констатировал у него высокую температуру с ознобами и потами и сильную слабость, с полным отсутствием аппетита. Жаловался генерал Врангель на сильное нервное возбуждение, которое его страшно мучило с начала его болезни.

„Меня мучает мой мозг, — говорил генерал, — я не могу отдохнуть от навязчивых ярких мыслей, передо мной непрерывно развертываются картины Крыма, боев, эвакуации… Мозг против моего желания лихорадочно работает, голова все время занята расчетами, вычислениями, составлением диспозиций… Меня страшно утомляет эта работа мозга… Я не могу с этим бороться… Картины войны все время передо мной, и я пишу все время приказы… приказы, приказы…“

— Были ли в это время у генерала Врангеля какие-нибудь признаки туберкулеза?

— Я подробно исследовал генерала и после первого же осмотра констатировал, что легкие не затронуты и дыхание совсем свободно. Когда я посетил его через десять дней, во второй раз, было констатировано, что верхушка левого легкого затронута. У генерала были приступы кашля с выделением слизистой мокроты. Анализ ее обнаружил в ней туберкулезные палочки. Деятельность сердца была в это время вполне удовлетворительна, и генерал был все время в полном сознании. Температура оставалась высокой.

— Когда же произошло ухудшение его состояния?

— Это случилось совершенно неожиданно на первый день Пасхи, за десять дней до его кончины. В день Светлого Воскресения Петр Николаевич проснулся утром с нормальной температурой и почувствовал себя совершенно здоровым. Вся семья собралась у его постели, и генерал заявил, что он совершенно здоров и собирается вставать. Так продолжалось до 12 час. дня, когда вдруг с генералом Врангелем произошел сильнейший нервный припадок. От какого-то страшного внутреннего возбуждения он минут 40 кричал не своим голосом. Никакие усилия окружающих не могли его успокоить. Одновременно было судорожное сокращение мышц тела.

Во время этого припадка наступило такое резкое ослабление деятельности сердца, что боялись немедленного рокового исхода болезни.

— Неужели, профессор, ничего нельзя было сделать, чтобы спасти жизнь генералу Врангелю? В чем, собственно, заключалась болезнь его?

— Я повторяю, я не лечил генерала Врангеля, но, несомненно, сделано было всё возможное. Мое мнение, что у него была какая-то тяжелая общая инфекция (грипп?), пробудившая скрытый туберкулез в верхушке левого легкого. Таково же заключение лечившего его врача и известного бельгийского профессора.

— В печати несколько раз приводились, но не всегда в одинаковых версиях, последние слова покойного. Не говорил ли и вам, профессор, он что-нибудь о тех вопросах, которые его всегда волновали: о России, об армии?

— Да, во второй раз, когда я его видел, покойный очень много и горячо говорил о России. С большими волнением и верой говорил он о ближайшем будущем нашей Родины, о том, что спасение ее близко.

— Сознавал ли покойный, чувствовал ли он близость смерти?

— Когда я был у него последний раз за 6 дней до его кончины, он конечно, еще не знал, что дни его сочтены. Он только говорил, что если он умрет, то в этом было бы ужасно только то, что он не доживет до столь близких дней спасения России и не увидит своей освобожденной Родины… И можно было видеть, как эта мысль его волновала…

— В каком положении его семья? Остались ли после генерала Врангеля какие-нибудь средства?

— Никаких средств после него не осталось. Вместе с ним жили, кроме жены и четверых детей, мать и теща. Жили они очень скромно.

Генерал Врангель жил бедным рыцарем, бедным рыцарем он и умер…»

Вероятно, в течении болезни Врангеля роковую роль сыграли давнее ранение в грудь, которое могло способствовать развитию туберкулеза, и контузии, после которых Петр Николаевич страдал сердечными спазмами.

В 11 часов утра 25 апреля протоиерей Василий Виноградов отслужил первую панихиду, на которой присутствовали семья и ближайшие друзья генерала. Характерно, что Врангель завещал похоронить себя в знаменитой черной черкеске, хотя Крым покидал, как мы помним, в армейской форме, а в последние годы жизни ходил в штатском. Думается, это пожелание определялось тем, что именно в черкеске Врангель одержал свои самые громкие победы в Гражданской войне, в том числе взял Царицын. В четыре часа дня тело главнокомандующего было набальзамировано и одето в черную черкеску с орденами Святого Георгия 4-й степени и Святого Владимира 3-й степени с мечами, черный бешмет и кавказскую кожаную обувь — чувяки. Гроб накрыли флагами, российским и Георгиевским — знаком главнокомандующего.

В некрологах, появившихся во многих эмигрантских газетах, отмечались заслуги Врангеля как выдающегося государственного и военного деятеля. Так, П. Б. Струве писал:

«Петра Николаевича Врангеля нельзя забыть. Его фигура, его поступь, его взгляд, его душевный облик, его душевный образ неизгладимо врезались в память и должны остаться в ней как нечто целое и большое. Врангель должен жить в нашей соборной, исторической памяти как могучий призыв к труду и подвигу. Мне вспоминаются многие часы, проведенные с Врангелем и в деловых, и в задушевных беседах. Поражал его быстрый и проницательный ум, его твердая, могучая воля.