Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рост политического влияния СССР выглядел внушительно, но его экономическая база сильно пострадала из-за войны — что резко контрастировало с непрерывным бумом в США. Человеческие потери были ужасающими: 7,5 млн. в вооруженных силах, 6–8 млн. мирных жителей, убитых немцами, а также «косвенные» потери, вызванные недоеданием, изнурительным трудом и непомерным увеличением рабочего дня. Таким образом, «в совокупности примерно 20–25 млн. советских граждан в период с 1941 по 1945 год умерли преждевременной смертью»{800}. Поскольку большинство погибших были мужчинами, последовавшая диспропорция полов сильно повлияла на демографическую структуру страны и вызвала спад рождаемости. Материальный ущерб в оккупированных немцами частях европейской России, Украине и Белоруссии был столь велик, что его трудно вообразить:
7 из 11,6 млн. лошадей, а также 20 из 23 млн. свиней на оккупированной территории были убиты или отняты; 137 тыс. тракторов, 49 тыс. комбайнов, множество коровников и других сельскохозяйственных зданий были уничтожены. Транспортная система также пострадала из-за разрушения 65 тыс. километров железных дорог, потерянных или поврежденных 15,8 тыс. локомотивов, 428 тыс. товарных вагонов, 4280 речных судов и половины всех железнодорожных мостов на оккупированной территории. Почти 50% всего городского жилья на этой местности (1,2 млн. домов), а также 3,5 млн. домов в сельской местности были разрушены.
Многие города лежали в руинах. Тысячи деревень были сожжены. Люди жили в землянках{801}.
Поэтому не стоит удивляться, что, когда русские вошли в свою «оккупационную зону» в Германии, они постарались вывезти из нее все движимое имущество, заводы, железнодорожные рельсы и прочее, а также потребовали компенсации от других европейских территорий (в виде румынской нефти, финской древесины и польского угля).
СССР действительно обогнал Рейх в гонке вооружений, а не только победил его на фронтах, но сделать это ему удалось за счет невероятного сосредоточения всех усилий на военно-промышленном производстве и резкого сокращения всех прочих секторов экономики — потребительских товаров, розничной торговли, сельского хозяйства (хотя спад в производстве продуктов питания объяснялся главным образом немецкими грабежами){802}. Таким образом, Россия 1945 года была, в сущности, военным гигантом, но при этом страдала от бедности, лишений и дисбаланса. После прекращения ленд-лиза и отказа от американских денег, политические условия предоставления которых были неприемлемы для руководства, Советский Союз вернулся к своей, принятой после 1928 года программе ускоренной индустриализации с опорой на собственные ресурсы и акцентом на выпуске товаров производственного назначения (тяжелая промышленность, уголь, электроэнергия, цемент) и транспорта в ущерб потребительским товарам и сельскому хозяйству, с естественным сокращением военных расходов по сравнению с военным временем. Результатом этого, после преодоления трудностей на начальном этапе, стало «маленькое экономическое чудо»{803} в области развития тяжелой промышленности, удвоившей объемы производства с 1945 по 1950 год. Сталинский режим, намеренный во что бы то ни стало восстановить материальный фундамент государственной мощи, не сталкивался с проблемами, которые бы помешали ему достичь этой грубой цели или удержать уровень жизни граждан на дореволюционной отметке. Однако необходимо отметить, что (как и в ситуации роста после 1922 года) это «восстановление» промышленного производства по большей части состояло в возврате к довоенным показателям; так, на Украине объем производства металлов и электроэнергии около 1950 года достиг или едва превысил уровень 1940 года. Из-за войны экономический рост России вновь оказался «задушен» почти на десятилетие. Еще более тяжелым в долгосрочной перспективе было сохранявшееся бедственное положение аграрного сектора: после прекращения чрезвычайных поощрительных мер военного времени и вследствие совершенно недостаточных (и неверно направляемых) инвестиций земледелие начало увядать, а производство сельхозпродукции — резко падать. Сталин до самой своей смерти жестоко мстил крестьянам, которые вели частное подсобное хозяйство, в результате чего сохранялись традиционно низкая производительность труда и крайняя неэффективность русского сельского хозяйства{804}.
Что касается военной отрасли, то Сталин, напротив, явно намеревался поддерживать ее высокий уровень в послевоенном мире. Учитывая необходимость восстановления экономики, неудивительно, что огромная Красная армия к 1945 году сократилась на две трети, до 175 дивизий (что все равно было внушительной цифрой), 25 тыс. танков на приграничных территориях и 19 тыс. самолетов. Таким образом, это все еще была крупнейшая военная машина в мире (по крайней мере, с точки зрения Советов), перед которой стояла цель сдерживать будущих агрессоров, а также более прозаическая задача — контролировать новоприобретенных сателлитов в Европе и завоевания на Дальнем Востоке. Несмотря на огромный размер этой армии, многие дивизии имели только каркас или представляли собой, по сути, гарнизонные войска{805}. Более того, вооруженным силам СССР могла грозить участь, которая постигла гигантскую армию России после 1815 года — нарастающий моральный износ. Его следовало преодолевать не только путем существенной реорганизации и модернизации армейских дивизий{806}, но и за счет дополнительных экономических и научных ресурсов Советского государства на развитие нового оружия. В 1947–1948 годах в строй вступил грозный истребитель МиГ–15 и была создана стратегическая авиация дальнего радиуса действия — для устрашения США и Великобритании. Пленные немецкие ученые и инженеры помогали разрабатывать управляемые ракеты нескольких типов. Даже во время войны находились средства для работы над советской атомной бомбой. Военно-морской флот, игравший в войне пробив Германии лишь вспомогательную роль, также переживал трансформацию: в нем появились новые тяжелые крейсеры и океанские субмарины. Многое из этого вооружения представляло собой всего лишь модифицированный вариант и было, по западным меркам, незамысловато. Однако бесспорным было стремление СССР догнать конкурентов{807}.
Третьим важным элементом укрепления мощи страны стал возврат сталинского диктата, требующего внутренней дисциплины и абсолютной лояльности, характерного для конца 1930-х годов. Было ли это следствием его усиливавшейся паранойи или же тщательно продуманным шагом с целью обезопасить свое положение диктатора (или и тем и другим), сказать трудно, но события говорили сами за себя{808}. Любой человек со связями за рубежом попадал под подозрение; возвращавшихся на родину военнопленных расстреливали; образование государства Израиль, создавшего, таким образом, альтернативу лояльности для евреев, стало поводом для новой череды антисемитских мер в России. Военное руководство приструнили, заслуженного маршала Жукова в 1946 году отстранили от командования советской армией. Дисциплина внутри Коммунистической партии и требования к желающим вступить в нее ужесточились; в 1948 году произошла чистка в рядах партийного руководства Ленинграда, которое Сталин недолюбливал. Цензура стала строже, причем не только в литературе и художественном творчестве, но и в естественных науках, биологии, лингвистике. Этому общему «закручиванию гаек» естественно сопутствовали возобновление коллективизации в сельском хозяйстве, о которой упоминалось выше, и усиливающаяся напряженность холодной войны. Также естественно, что похожий процесс идеологического ужесточения и тоталитарного контроля должен был начаться и в восточноевропейских странах социалистического лагеря, где привычными становились устранение оппозиционных партий, показательные суды, попрание частных прав и собственности. Все это, в особенности подавление демократии в Польше и в 1948 году в Чехословакии, сильно охладило пыл западных сторонников советской системы. Опять-таки непонятно, были ли все эти меры тщательно просчитаны (ведь была и до сих пор есть четкая логика в стремлении советской элиты изолировать своих сателлитов и собственный народ от идей и материальных благ Запада) или же просто следовали из усугублявшейся паранойи Сталина, век которого подходил к концу. Так или иначе, образовалась огромная территория, не только совершенно невосприимчивая к влиянию «американского мира», но даже предлагавшая альтернативу ему.