в пять часов вечера, он не стал бы ходить по коридорам со шприцами в руках и вводить смертельные дозы сильнодействующих препаратов девяти пациентам только потому, что их невозможно было вывезти с седьмого этажа. «Я знаю, что не стал бы этого делать», – сказал он. Впрочем, это не было равносильно утверждению, что Анна Поу это сделала.

Миньярд чувствовал, что оказался на распутье. Ему предстоял очень сложный выбор. Да, была зафиксирована смерть нескольких пациентов в Мемориале. И да, Анна Поу ввела некоторым из них большие дозы сильнодействующих препаратов. Но, по мнению патологоанатома Карча, морфий после смерти перераспределялся по всему телу, и по этой причине доказать, что пациент погиб в результате преднамеренного убийства, было очень сложно.

Имелось ли у Поу намерение убить больных? У Миньярда не было убедительных доказательств, которые позволили бы ответить на этот вопрос. У него было лишь интуитивное ощущение, что она не собиралась убивать пациентов. Он просто не мог поверить в то, что Поу сознательно и хладнокровно отправила беспомощных людей на тот свет. Даже если бы ему сказали, что так и было, он не поверил бы. Она была не похожа на доктора Гарольда Фредрика Шипмана, известного британского врача, который, как установило следствие, убил сотни своих пациентов, вводя им морфий или героин. Миньярд скорее готов был поверить, что Анна Поу хотела погрузить больных в глубокий сон, чтобы хотя бы на время избавить их от страданий. При этом своими действиями она могла кому-то помочь, а кому-то навредить. Но, так или иначе, все пациенты, которым она сделала инъекции, умерли. Да, старый коронер не верил, что она хотела их убить, но «все выглядело так, словно именно к этому она и стремилась».

Так как же Миньярд должен был поступить в этой ситуации? Он легко мог заявить, что шесть или семь из девяти умерших пациентов корпорации «Лайфкэр» были убиты и формальной причиной их смерти стало введение им больших доз сильнодействующих препаратов. В некоторых других случаях пациенты находились в настолько тяжелом состоянии, что он при всем желании не смог бы утверждать, что их убили. Тем не менее, допускал Миньярд, другой специалист вполне мог сказать, что как раз тяжелое состояние этих больных и делало их особенно восприимчивыми к воздействию морфия, в том числе к его побочным эффектам, а значит, лекарство могло убить их быстрее, чем болезнь. Все эти соображения без конца пульсировали в мозгу Миньярда. Он нисколько не сомневался, что они не дают покоя и многим другим людям и что так будет продолжаться еще не один год. В большинстве дел, с которыми ему приходилось сталкиваться, все всегда было ясно на 100 процентов. Но дело Мемориала так и осталось для новоорлеанского коронера загадкой.

Эмметт Эверетт – вот в ком состояла проблема. Его смерть явно наступила в результате убийства. Миньярд готов был поставить на это все что угодно, даже свою голову. Он стал раздумывать, не стоит ли ему заявить большому жюри, что Эверетт умер в результате инъекции сильнодействующих препаратов, а что касается остальлных пациентов, например Роуз Савуа и некоторых других, то они могли быть убиты, но у него нет в этом полной уверенности. Миньярд был убежден, что если присяжные вынесут вердикт о виновности Поу только в смерти Эверетта, то Рик Симмонс наверняка сумеет добиться для своей подзащитной оправдательного приговора. Поу всегда могла сказать, что пыталась всего лишь усыпить больных, но в случае с мистером Эвереттом, не будучи ни анестезиологом, ни фармакологом, из-за его большого веса не смогла правильно рассчитать дозу.

В конце концов Миньярд сделал выбор в пользу именно этого варианта. Он казался наилучшим компромиссом между его убеждениями, симпатиями и обязательствами.

Коронер решил, что именно этого от него ждали присяжные, которые так или иначе отражали мнение общественности. Общественность же, по мнению Миньярда, не хотела, чтобы Анну Поу признали виновной в преступлениях, которые ей инкриминировались. Для большинства людей она была кем-то вроде матери Терезы или Флоренс Найтингейл. Именно этим Миньярд впоследствии объяснил занятую им позицию.

* * *

Отчаяние воцарилось в кабинетах и коридорах управления юстиции Батон-Руж. Прошло уже несколько месяцев, как уволилась Вирджиния Райдер, и ее функции давно были переданы другим сотрудникам. Однако им тоже приходилось вплотную заниматься делом о смерти пациентов в Мемориале, и теперь уже они переживали о ходе его расследования большим жюри присяжных, за которым внимательно наблюдала Джули Каллен, руководитель уголовного отдела офиса генерального прокурора штата Фоти – женщина волевая и весьма влиятельная. Происходящее настолько беспокоило работников управления юстиции, что они даже подготовили текст весьма резкого письма районному прокурору от имени Чарльза Фоти – в знак протеста против «игнорирования имеющихся в деле важных улик».

По мнению авторов письма, присяжные недостаточно тщательно изучали собранную доказательную базу. Проблемы возникли с самого начала. Обращения Анны Поу к общественности явно достигли цели. Когда Шафер встретился с присяжными, чтобы обсудить дело Мемориала, из их выступлений следовало, что корпорация «Лайфкэр» не занималась лечением своих пациентов и не позаботилась об их эвакуации. «Похоже, многие из присяжных большого жюри уверены, будто все дело – не что иное, как результат заговора сотрудников «Лайфкэр», цель которого – избежать ответственности за халатное отношение к своим пациентам и оставление их без медицинской помощи», – говорилось в тексте письма генерального прокурора.

Между тем, отмечалось далее в письме, в деле имеется множество доказательств, свидетельствующих совершенно о другом, однако присяжным не была предоставлена переписка по электронной почте и эсэмэс-сообщения, которые подтверждали, что сотрудники «Лайфкэр», как в Мемориале, так и вне его, пытались организовать вывоз больных. Не было у членов жюри и возможности оценить, насколько путаными и противоречивыми были ответы, которые представители «Лайфкэр» получали от медиков Мемориала. Сторона обвинения не разъяснила присяжным, что свидетели от компании «Лайфкэр» давали показания добровольно, без гарантий иммунитета. «Сотрудники и администраторы «Лайфкэр» готовы в любой момент дать показания о том, как они пытались спасти жизни пациентов и эвакуировать их, а также о том, какие указания и приказы они получали от сотрудников Мемориального медицинского центра (Поу, Малдерик и других). Однако никто из потенциальных свидетелей со стороны «Лайфкэр» для дачи показаний приглашен не был», – говорилось в тексте письма.

Вместо этого, едва приступив к изучению дела, члены жюри выслушали показания двух медсестер из Мемориала, которые изначально входили в число обвиняемых. При этом в офисе окружного прокурора приняли весьма необычное решение, предоставив медсестрам иммунитет еще до того, как стало известно, какие именно