помощи пациентам, с чьими лечащими врачами не удалось связаться после того, как начался ураган. Тиль опасался, что ему придется заложить дом. При этом было совершено неясно, удастся ли ему заставить корпорацию «Тенет» раскошелиться, пригрозив рассказать все, что ему было известно.

Тилю удалось восстановиться после инсульта, который случился с ним через несколько дней после того, как он покинул Мемориал. Однако он сильно похудел, и причиной этого, по его мнению, был стресс, связанный с расследованием событий в Мемориале. Он даже отказался от колоноскопии, рекомендованной мужчинам его возраста.

В феврале, когда происходил отбор присяжных, его несколько дней беспокоили сильные боли внизу живота, с левой стороны. Тиль решил, что они могут быть вызваны грыжей или дивертикулитом – воспалением и выпячиванием стенки кишечника. Его положили в больницу и решили прооперировать.

«Думаешь, у тебя рак?» – спросила его уже перед самой операцией жена Патрисия.

«Что бы это ни было, мы с этим справимся», – ответил он, когда его повезли на каталке в операционную.

Хирург, доктор Джон Уолш, с которым Джон Тиль был знаком по Мемориалу, обнаружил опухоль, которая закупорила участок кишечника и вызвала его омертвление, а также метастазы в печени и селезенке. Это был запущенный рак кишечника. Уолш изумился тому, что Тиль, сам врач, не заметил у себя тяжелой болезни. Он связал это со стрессом, которому тот подвергся в связи с расследованием, проводимым офисом генерального прокурора штата, а также со страхом разделить судьбу Анны Поу.

Весь день после операции Тиль не приходил в себя. Помимо прочего, его поразила опасная инфекция, проникшая в кровь. Ему сделали пять операций, несколько переливаний крови. Ему неделями вводили пропофол – похожий на молоко наркосодержащий препарат.

В том, что происходило, была какая-то зловещая ирония. Через некоторое время у Тиля, пульмонолога по специальности, возникли серьезные проблемы с дыханием. Сделав трахеотомию, его подключили к аппарату искусственной вентиляции легких.

Задолго до урагана «Катрина», после того, как его мать, получавшая паллиативную помощь, тихо скончалась от рака легких у него дома, Джон Тиль увлекся методиками ухода за пожилыми и неизлечимыми пациентами, а также вопросами психологической поддержки их родственников, которым нужно было уметь объяснить, что проведение новых анализов и лечебных процедур не имеет смысла. И вот теперь его собственную жену предупредили о его тяжелом состоянии и спросили об их предпочтениях относительно последних дней его жизни.

Все говорило о том, что шансов выжить у Джона Тиля было очень мало, а если они и были, то его мозг и другие жизненно важные органы могли серьезно пострадать. Поскольку в основе его проблем со здоровьем лежал запущенный рак, пришло время подумать, стоило ли продолжать его активное лечение.

У жены Тиля на этот счет сомнений не было: она требовала, чтобы ее мужа продолжали лечить. Врачи и медсестры, многие из которых были с ним лично знакомы, придерживались такой же точки зрения.

Тиль неделями пребывал в полубессознательном состоянии, но с ним происходили вещи, с которыми не мог справиться даже мощный препарат, нередко вызывающий амнезию. О них впоследствии рассказал сам Тиль. По его словам, его преследовали кошмары, он видел чудовищ, много раз ему казалось, что он находится под водой и никак не может выбраться на поверхность, потому что кто-то тянет его вниз.

Находясь под воздействием успокоительных, Тиль практически не коммуницировал с окружающими его людьми. В реанимации за ним ухаживала племянница Хораса Бальца, которая также работала в Мемориале после урагана. Ей казалось, что Тиль испытывал сильный страх. Когда его клали в больницу, он успел переброситься с ней несколькими фразами о событиях в Мемориале и своей роли в них, и у нее возникло ощущение, что его мучают угрызения совести. По словам племянницы Бальца, Джон Тиль считал, что, введя пациентам сильнодействующие препараты, совершил акт милосердия, но он все же сожалел об этом.

Позднее Тиль сказал, что все было не так и он не помнит, чтобы у него возникали подобного рода сомнения. По его словам, он был уверен, что все сделал правильно. Проведя месяц между жизнью и смертью, он, тем не менее, видел различие между собой и больными в Мемориале, которым помогал делать уколы. Хотя, по правде говоря, за двадцать пять лет работы в реанимационном отделении ему редко доводилось видеть пациентов, которые прошли бы через все то, через что прошел он сам, – и остались живы. А может, и никогда. У него присутствовали все симптомы, обычно говорящие о том, что даже в условиях реанимации пациент вряд ли выживет. Но все же – и это было принципиально важно – ни одна из его медицинских проблем не казалась абсолютно неразрешимой.

Если бы родственники пациента, находившегося в таком же положении, что и он, пришли к Тилю как к врачу за советом, он описал бы им сложившуюся ситуацию в самых мрачных красках и, будучи реалистом, дал бы понять, что выздоровление крайне маловероятно. Но он все равно продолжил бы лечение такого пациента, как он сам. Потому что его состояние – с Божьей помощью и при удачном стечении обстоятельств – могло измениться в лучшую сторону. Обратимость – вот что было ключевым отличием его положения от положения некоторых пациентов Мемориала.

«Вас лечили с особой тщательностью, – предположил кто-то. – Все-таки вы сами врач».

«Мы говорим о вещах, которые не зависят от человека, – парировал Тиль. – Это был тот случай, когда все находилось в руках Божьих. Иначе я не остался бы в живых. То, что в конечном итоге болезнь не затронула мой мозг и мои почки, что я выздоровел и остался более или менее нормальным человеком – это чудо. По-другому это не назовешь».

Странности судьбы продолжались. Во время стихийного бедствия Институт онкологии, в котором, несмотря ни на что, оставалось электричество и, соответственно, работали вентиляторы, где имелись удобные кресла с регулируемыми спинками для больных, проходящих курс химиотерапии, на некоторое время стал для Тиля убежищем, где он мог хоть немного восстановить силы. Теперь курс химиотерапии, который он прошел в другом онкологическом центре, сохранил ему жизнь.

Пока жюри присяжных изучало дело Мемориала, а Тиль выздоравливал, его адвокат, имевший обширные связи, обратился к нему с просьбой использовать факт его болезни для того, чтобы попытаться блокировать любые попытки привлечь его к процессу. «Я согласен, черт побери, – сказал ему Тиль. – Если это поможет избежать уголовного преследования – действуйте».

Преданность Тиля своей профессии была просто удивительной. Он вернулся к работе и вскоре уже осматривал пациентов, проходящих курс химиотерапии, как еще недавно