она едва успела перехватиться, рыдая от боли.

Канифа извернулся в воздухе. Думаи застонала от режущей тело веревки, а потом увидела у него в руке нож – такой же, какой оставила в храме.

– Ты что делаешь?! – вырвалось у нее.

– Маи, послушай. – Он говорил с трудом. – Мы оба гибнем. Будешь держать меня, растратишь силы и сама не спасешься.

Думаи сверху уставилась ему в лицо – прочла на нем решение, и кровь отхлынула от ее щек до последней капли.

– Нет, – захрипела она. – Не надо, Канифа.

– Надо. – Он перехватил веревку. – Воздушный змей с грузом не взлетит.

– Ты не груз! – с болью выкрикнула она. – Не смей…

Она молила ветер сковать льдом ее руки на рукоятях секир – чтобы продержаться, сколько надо.

– Мы упадем вместе. Мы всегда вместе. Это же мы, Канифа, – всхлипнула она. – Это же мы!

– Ты должна жить. Увидеть ту комету. – Канифа последний раз улыбнулся ей сквозь корку крови на губах. – Лучшей королевы Сейки и пожелать нельзя.

Он полоснул лезвием по веревке. Слезы слепили глаза, но в тот миг Думаи увидела его как впервые: тихого мальчика, взбиравшегося на вершину. Он подарил ей такой же нож, какой держал теперь в руках, чтобы она вместе с ним дотянулась до неба. Чтобы однажды сумела спастись.

А потом блеснула сталь, и его не стало.

Она не помнила, как подтянулась на уступ. Не помнила, как нашла ямку, чтобы свернуться в ней раненым зверьком и ждать конца.

Замерзнуть насмерть не так уж мучительно. Думаи не забыла, как утешала ее мать, когда впервые при ней спустили с горы застывшего восходителя. «Это как уснуть, мой воздушный змей. – Унора прижала ее к себе. – Это не больно. Со временем… становится тепло».

Так и было. Она словно сидела у жаровни или плотно завернулась в одеяло в своей постели на горе Ипьеда. Она стала выпутываться из мехов – так разогрелась. И, зарывшись в снег, как наяву, услышала голос матери.

– Сестра.

Нет, это не мать, кто-то другой.

– Сестра, я чувствую, как ты угасаешь. Не покидай меня, останься…

– Не могу, – выдохнула она.

«Дитя земли».

Голоса смешались – юный и древний. Она удержала в сознании свет созвездий.

«Темнота скрыла гору и тебя вместе с ней. Отыщи коснувшийся тебя свет в водах лона».

– Позволь мне тебе помочь. Скажи, чем?

Думаи не знала, как дотянулась до потока и тени на той стороне.

– Помоги мне увидеть свет!

Лед уже проник глубоко под кожу, а теперь его иглы расходились и в крови. Пар ее дыхания сгустился, свет из ладони озарил его слепящей белизной, и снег вокруг осветился. Она подняла руку и удерживала в ней свет, пока хватало сил, а потом он погас, и для нее все кончилось.

65

Запад

На полпути через Искалин горы Саурга расступались, открывая Срединный проход – кратчайший путь к Инису. Над зарослями горных дубов и сладких каштанов поднимались красноглиняные вершины.

Охранял Срединный проход и копи Уфарассуса замок, стоявший на такой чудовищной высоте, что стены смотрелись продолжением горы. Замок Оленья Роща, поставленный над самой большой золотой копью, выглядел несокрушимым, его башни только что не царапали отяжелевшее от дыма небо.

Спрингалды с его бастионов метали болты в круживших над крепостью змеев – из верткой двуногой породы. Таких называли крылачами, змеенышами, а у ментцев – вивернами, и ментское имя распространилось на Западе шире других.

Сотни золотодобытчиков разбежались, еще больше их осталось сражаться за ту власть, что оказалась ближе других. Тунува не присягала Искалину, но, нечаянно замешавшись в сражение, они с Кантой не остались безучастными. Всякого зверя, оскверненного горой Ужаса, следовало убить.

Наконец виверны убрались, их свору перебили. Горящие деревья обозначили след их отступления. Тунува отчищала копье от крови, когда из шахты вынырнула перемазанная серым пеплом Канта.

– Вот, ты заработала, – сказала она, протягивая мех с вином. – Жаль, что от меня не было никакого проку.

– Ничего. – Тунува надолго припала к горлышку. – Ты и не объявляла себя воительницей.

– Верно. – Канта оглянулась на замок. – Сюда спускается верховный принц Искалина. Он хотел с тобой поговорить.

– Не желаю разговаривать с властями Добродетелей.

– Порты закрыты, Тува. Без их помощи нам в Инис не добраться.

Тунува снова стала пить.

Принц выехал из своей крепости на боевом коне. Жилистый мужчина на восьмом десятке с коротко остриженными по бокам и затылку седыми волосами, он смотрел блестевшими медью глазами, свойственными его роду. И выглядел крепким для своих преклонных лет.

– Я слышал, ты хорошо билась, южанка, – заговорил он на безупречном эрсирском. – Что привело тебя в эти горы?

– Мы рассчитывали пройти Срединным проходом.

– Куда направляетесь?

– В Инис.

– Тогда дальше вам не пройти. Моя сестра, предупреждая распространение кровавой болезни, закрыла порты.

– Понятно.

– Я помог бы тебе за умеренную плату. Мне, как представителю царствующего рода, плавание в Инис дозволено. Мы уже несколько раз пытались попасть в порт Гаразны, но виверны оттесняли нас обратно в горы. Поезжайте с моим кортежем. Если доберемся живыми, получите место на борту.

– Великодушное предложение, ваше высочество, – ответила Канта. – Мы счастливы его принять.

– Хорошо. Мы выезжаем в полдень.

Пока принц Гума вел беседу со своими солдатами, Тунува обратилась к подруге.

– Я не стану служить князьям Обманщика, – шепотом заявила она. – Я не наемница, Канта.

– В Срединном проходе всегда брали дорожную пошлину, и шла она как раз в пользу принца Гумы. Другие дороги до Иниса куда длиннее, – напомнила Канта. – Тува, с ним мы достигнем цели до середины лета.

Тунува кивком признала ее правоту. Чем скорей она попадет в Инис, тем скорей сможет вернуться к сестрам.

Принц показал себя человеком слова. К полудню он собрал своих домочадцев, стражу и имущество – в том числе обоз с большими резными сундуками – и двинулся на северо-запад, к Гаразне. Тунува с Кантой ехали рядом с его рыцарями и всё поглядывали на небо.

Срединный проход вывел их через горы на изрезанную, складчатую равнину Веталда. У мутных прудов и сухих русел здесь прозябали солончаковые кедры и пучки жесткой травы. Попадались еще дымившиеся пшеничные поля и догорающие кедровые рощи.

Тунува предчувствовала близость самого долгого дня. Он не сулил добра. Порождениям Огненного Чрева зной шел только на пользу, а искалинские тяжеловозы, все в пене, замедляли шаг.

– Говоришь по-эрсирски? – обратилась она к старому вояке.

Тот подозрительно поглядывал на ее дорожный плащ. У него на плаще сверкала медная брошь в виде песочных часов.

– Что в тех сундуках? – спросила Тунува.

– Редкое багряное золото Уфарассуса. Часть приданого для королевы Иниса.

– Принц Гума едет жениться?

– Править, – поправил воин. – Он уже заключил брак.

Солдат проехал вперед – ему, видно, не нравилось общество бесстыдных язычниц. Тунува бросила взгляд на сундуки. Не верилось, что в такие времена продолжаются политические дела. В пылающем мире новости запаздывали, потому что гонцы ни за какие деньги не хотели пускаться в опасный путь, а корабли редко выходили в море.

Скоро им