стало ясно, почему принцу Гуме приходилось раз за разом возвращаться в свой замок. На равнине Веталда почти не было укрытий, а змеи через несколько дней вынюхали кортеж. Искалинские рыцари пускали в них длинные стрелы, но твари на сей раз выдержали обстрел. Тунува ощутила на себе взгляды виверн и сообразила, что те тоже должны чуять ее магию. Она выпустила в первого подлетевшего утяжеленную стрелу, и виверны разлетелись, на мили оглашая равнину криками.

Дни складывались в недели. Принц Гама беспощадно гнал людей, но Канта оказалась хорошей спутницей. Она легко переносила жару и находила поводы для улыбок, любуясь птицами и мелкими желтыми цветочками, выживавшими на этой равнине. Она все больше нравилась Тунуве.

Но никакая дружба не заглушила бы ее тоски по Эсбар. Тунува боялась за нее, за сестер, и больше всего – за Сию. И еще она никогда не бывала так далеко от дома без ихневмона.

Они миновали угли и кости, оставшиеся от земледельческого селения. К заходу солнца добрались в Гаразну, где их дожидался когг с прямыми парусами. Вооруженная стража поднесла дымящиеся горшки, чтобы окурить груз.

Невдалеке собрались у ограждения несколько сотен искалинцев. Тунува плохо говорила на их языке, но сумела понять, о чем просят.

– Сын! – с отчаянием твердил один мужчина. – У меня сын в Вазуве. Смилуйтесь!

– Принц Гума, – выкрикнул другой. – Ваше высочество, возьмите нас на борт, умоляем!

– Это не в моей власти, – холодно и твердо отвечал Гума. – Возвращайтесь по домам. Сколько можете, берегите скот и посевы. Искалину нужна еда.

Перестав замечать волнующихся просителей, он обратился к Тунуве:

– Ты, я вижу, принесла нам удачу, воительница, – змееныши чуют смерть в твоем копье. Как ты себя называешь?

– Тунува, ваше высочество.

– За труды, Тунува. – Он бросил ей увесистый кошелек. – И я беру тебя на свой корабль.

– Благодарим, добродетельный принц, – улыбнулась Канта, не дав Тунуве возмутиться. – Ваша щедрость не имеет себе равных.

Гума хмыкнул и двинулся дальше. Тунува отдала кошелек Канте, и та его хорошенько припрятала.

Охрана расступилась, пропустив их к причалу. Тунува вымыла руки в бочке красного вина и позволила окурить свою одежду, после чего ее допустили на судно. Канта нашла место под палубой, где обе расстелили плащи и попытались немного остыть.

– Чего бы я только не дала за холодную ванну! – вздохнула Канта. – Уже соскучилась по Минаре.

Тунува подложила руку под голову.

– Сколько нам плыть?

– Как сложится. – Канта взглянула на нее. – Тува, еще не поздно повернуть назад.

Тунува смотрела в потолок.

– Нет, – тихо сказала она. – Слишком долго я носила в сердце эту тяжесть. В обители мы учимся терпеть боль, как терпела Мать… но моя рана так и не зажила, даже шрамом не схватилась. Я окажу ей честь, отыскав истину. Истиной держится обитель.

– Она бы тобой гордилась.

Тунува, кивнув, закрыла глаза. Когда волны Халассы закачали корабль, она попыталась отогнать тревоги и уснуть.

У лета всегда был особый запах: зреющих в полях колосьев, луговых цветов, играющих свадьбу с медоносными пчелами. Нынешнее лето отдавало пропотевшим сукном, взрытой землей и страхом. Арондинские пахари, вместо того чтобы косить и жать, копали рвы. Кузнецы вместо гвоздей и подков ковали мечи.

Они решили с приближением змеев звонить в колокола по всему городу, призывая людей отступать к древним подземным ходам и через них спешно добираться в пещеры. Колокольный звон в праздник Начала Лета отменили, чтобы избежать ошибки. Пока что не случалось и змеиной тревоги.

Вулф бывал у Глориан при всякой возможности, но она по-прежнему роняла кровь.

Глядя, как он упражняется с Тритом, Глориан думала о другом. Не первую неделю ее мысли возвращались к обретенному в сновидении свету, ко взывавшему к нему голосу.

– Глориан, – Флорелл оторвала ее от воспоминаний, – дама Мариан наконец прибыла.

Глориан перевела взгляд на восток, где развевались над всадниками стяги дома Беретнет.

– Я встречу ее в тронном зале, – сказала она, выходя вместе с Флорелл. – Проводи ее туда.

Регентский совет с самым малым перевесом проголосовал за объявление ее бабушки благородной попечительницей Иниса. Но, и став регентом по закону, она не смогла выехать сразу: сперва мешали весенние дожди, от которых разлились реки Торфяников, а когда воды вернулись в берега, Мариан слегла с болотной горячкой.

О ее скором приезде возвестило возвращение Бурн.

– Мастеро, – обратилась к измученному лекарю Глориан, – я благодарна вам за спасение ее жизни.

– Дама Мариан стойко боролась с болезнью, ваша милость. При мне был только скромный запас коры, облегчающей лихорадку.

И вот наконец Мариан Беретнет, третья из носивших это имя, явилась со своей малой, изнуренной дорогой свитой. Все были в сером. Мариан опиралась на трость, а с другой стороны ее поддерживала под руку Мара Гленн.

Они обнялись. Почти на одно лицо – Мариан как Сабран, Сабран как Глориан. Их разделяли лишь несколько морщин, осанка да густая седина в волосах старшей. Глориан смотрела на себя в старости.

– Ваша милость, – сипловато проговорила Мариан. Мара помогла ей присесть в реверансе. – Я готова служить вам.

– Прошу вас, бабушка, не утруждайте себя. – Глориан подхватила ее под локоть. – Добро пожаловать в Арондин. Надеюсь, вы оправились от болезни?

– Меня еще донимают боли и озноб, но жизнь мне ваш лекарь спас. На мастеро Бурн рука Святого, – с трудом улыбнулась Мариан. – Дайте же на вас посмотреть. В последний раз я видела вас трехлетней.

Глориан улыбнулась в ответ. Бледная ладонь потянулась к ее щеке, и Мариан тихо вздохнула:

– Вы так похожи на Сабран! В вас ее сила и сила вашего отца, Глориан. Я вижу ее.

– Идемте в башню. – Глориан взяла ее хрупкую руку. – Вам приготовили хорошие покои рядом с моими.

– Вы так добры. В Катиле ужасный холод. Бедняжка Мара – мерзнуть там в обществе старухи!

– Это честь для меня, сударыня, – возразила Мара.

Глориан, выходя, бросила ей благодарный взгляд.

– Больше вас никогда не удалят от двора. Вы – бывшая королева крови Беретнет, – обратилась она к бабушке. – Я этого не забуду.

В опочивальне горел огонь, исходил паром мясной суп. Инисцы еще трудились на уцелевших полях, но уже видно было, как плох урожай. Вскоре никому, даже королеве, не придется есть вволю.

Глориан усадила бабушку в кресло и укутала ей плечи тяжелой мантией.

– Милое дитя. Спасибо. – Мариан стянула плащ на плечах. – Я ничего этого не заслужила, но клянусь, что не даром буду протирать полы при дворе. Зима жизни сделала меня суровей.

– Хорошо. Нам понадобятся железные кости.

Мариан захихикала:

– Помню, так говаривал твой отец. – Она взяла со столика кубок горячего вина. – Мара сообщила, что Робарт Эллер оказался язычником. А был всегда таким добрым и усердным – я верила, что он служит твоей матери. Больно слышать, что у него были свои планы на твой брак.

– Я сама так решила. Не опасайтесь за меня, – сказала Глориан. – У меня тоже есть свои планы.

Мариан