– Спасибо.

Этот хриплый голос оторвал меня от размышлений. Пожилой вольвен получил скверный удар, который почти отсек ему руку. Он был последним из тех, кого я осматривала. Я его исцелила. Как исцелила всех, кто разрешил к себе прикоснуться.

Некоторые отказались от моей помощи, как и раненые в Новом Пристанище. Мне вспомнился Элайджа, и сердце болезненно сжалось.

Я прочистила горло.

– Не за что. – Я начала подниматься; спина и руки ныли. – Не знаю, полностью ли я исцелила вашу руку, вам следует показать ее целительнице.

Я собралась уходить, но вольвен схватил меня за левую руку. При соприкосновении его глаза слегка расширились – наверное, он тоже ощутил тот странный электрический ток. Он медленно перевернул мою ладонь.

– Значит, это правда? – Он смотрел на золотой завиток. – Ты вышла замуж за нашего принца?

Я кивнула. Мое сердце забилось быстрее. Этот вольвен средних лет с черными и седыми дредами на голове был первым, кто об этом спросил.

– Говорят, ты всю битву сражалась рядом с ним.

– Я начала на Валу, но потом спустилась.

– И тем не менее пришла сюда. Пришла и целый день лечила раненых. – Взгляд его светлых глаз стал пронзительным. – Прикосновениями.

– Как я могла не прийти, если могу помочь?

И я помогла. Я мельком видела целительницу Талию – та по горло занята ранеными, которые отказались от моих услуг. После битвы я наскоро смыла кровь с лица и рук, хотя она по-прежнему покрывала коркой одежду и запеклась под ногтями.

Кивнув, вольвен выпустил мою руку и снова лег.

– Киеран сказал, что ты происходишь из рода эмпатов.

Я опять кивнула.

– Я раньше никогда не видел, чтобы эмпаты светились серебром. А я их помню. Я тогда был мальчишкой, а их оставалось совсем мало, но нечто подобное я бы непременно запомнил.

Интересно, сколько лет этому вольвену?

– Джаспер сказал то же самое, – заметила я.

– Ничего удивительного. Он многое чует. Только не чует, когда нужно держать язык за зубами.

Я устало улыбнулась.

– Это я уже слышала.

– Наверное, ты происходишь из какой-то старой линии эмпатов.

– Кем еще я могу быть? – спросила я, не ожидая ответа.

– Да, – проговорил он. – Кем еще?

Я оглянулась через плечо: между ранеными и теми, кто исцелялся самостоятельно, шли Квентин с Беккетом.

– Помощники несут воду и еду. Вам еще что-нибудь нужно?

– Нет. – Вольвен не сводил с меня глаз, пока я вставала. – Но ты должна быть осторожна, принцесса.

Я застыла.

– Я видел, как на тебя смотрят. Пусть наш принц и выбрал тебя. Пусть ты сражалась рядом с ним и за них. Пусть ты исцелила многих из нас. – Его голос звучал так, словно во рту перекатывались камешки. – Но они тебя не выбирали, и многие не настолько стары, чтобы вообще помнить эмпатов. Те же, кто помнит, знают, на что те были способны и какое прозвище носили.

– Пожиратели душ? Я на такое не способна. – У меня заколотилось сердце. – Я не умею вытягивать из людей эмоции.

– Но они этого не знают. – Он перевел взгляд на койки и начал подниматься. – Есть тут кто-нибудь, чтобы за тобой присмотреть? Тебе не следует находиться здесь одной, когда принц…

– Все хорошо. – Я мягко уложила его обратно. – Я вооружена и могу за себя постоять.

– Не сомневаюсь, но… – Его лицо напряглось, словно от боли, но я знаю, что у него ничего не болит. – Мне не следует это говорить. Проклятье, это почти предательство, но ты исцелила меня. Я перед тобой в долгу.

– Вы ничего мне не должны.

– У меня ушло бы несколько дней, если не больше, чтобы исцелиться самому, и это если бы я сохранил руку. Я вольвен, принцесса. Это не означает, что я могу отращивать утраченные конечности.

Я глянула на бледно-розовую отметину, которая тянулась вокруг всего бицепса. Должно быть, боги к нему благосклонны, раз сохранили руку после такой раны.

– В войске хорошо известно, что, как только король узнал о планах принца захватить тебя в плен, он начал строить собственные планы. Сомневаюсь, что он знает, насколько изменились планы принца, но планы короля – точно нет.

На мои плечи словно лег тяжелый груз.

– Он хотел использовать меня, чтобы отправить послание. Сомневаюсь, что я стала бы живым посланием. Так что я знаю.

– Значит, ты должна знать, что если Кастил – наш принц, – вольвен понизил голос, – то Валин, его отец, – наш король.

– Я знаю, – повторила я, нацепив на лицо улыбку.

– Знаешь?

Я опять кивнула, хотя тяжесть усилилась.

– Вам нужно отдыхать. По крайней мере, пока Талия не подтвердит, что вы здоровы.

Пожилой вольвен неохотно сдался. Попрощавшись, я побрела по краю импровизированного лазарета, рассматривая поле и знамена с атлантианским гербом.

Я чувствовала на себе взгляды.

Чувствовала все время, пока шла по полю.

Но при всей боли, что разносилась вокруг, я не позволила себе ощутить что-то кроме страданий.

«Но они тебя не выбирали».

Слова вольвена снова и снова звучали в голове. Я поморщилась и отвернулась от поля.

Для меня не стало неожиданностью то, что вольвен сказал о короле, и его завуалированное предостережение насчет того, кому принадлежит преданность атлантианцев.

В глубине души я это уже поняла. Поняла еще до того, как все услышали нелепое заявление герцогини Тирман, будто бы я – внучка королевы Илеаны. Королева – Вознесшаяся. Я ей не родная, и я не рождена от плоти и огня – что бы это ни значило.

Но я не такая, как другие эмпаты. Даже если я происхожу от них, это вызывает у людей больше страха, чем уважения. В Атлантии у меня не будет много сторонников. Их и здесь почти нет.

Кастил – принц Атлантии, его любят и уважают. Это совершенно очевидно. Но я не слышала, чтобы кто-то плохо отзывался о его отце или матери, их любят так же, как и его. Кастил – принц, но его отец – король, и если он захочет отправить меня мертвой в качестве послания, народ его поддержит. Не знаю, изменит ли что-то обручальное кольцо или брачный отпечаток, если ничего не изменило то, что я сражалась и убивала за народ Атлантии.

И Кастил… он должен это знать. Он всегда это знал.

* * *

Я сидела с закрытыми глазами в теплой мыльной воде, обхватив ноги руками и прижав колени к груди. Вспоминала теплый песок под ногами и вес маминой и папиной рук в моей. Вспоминала беззаботную улыбку убежавшего вперед Йена, смех мамы и то, как отец смотрел на нее, словно…