Вадим, который, казалось, не принимал участия в общем веселье, наконец подал голос:

— Известна ещё одна версия: что, создавая человечество, Господь создаёт другого Бога, потому что ему было одиноко и требовался друг.

— Или подруга, — добавила Ольга.

— Почему нет: подруга, любовница, жена, — согласился Вадим, пробарабанив пальцами по столу что-то не очень оптимистическое.

— Мне по сердцу версия божественной любви, — сказала София.

— У кого есть бумага и ручка? — спросил Андрей. — Я хочу записать, что вы тут наговорили, и на досуге разобраться.

После ужина, ведомые весёлыми эльфами, они оказались в баре, где над стойкой висел плакат: «Не думайте, что вы самый умный. Здесь все евреи!» Судя по количеству народа, эльфы были в доле.

— Привет, Миша, — обратилась София к бармену, оказавшемуся её знакомым. — Давно не виделись, как у тебя дела? — Шалом, Соня, — обрадованно ответил тот. — Дела идут ужасно. Я развёлся. Похоронил двоюродную сестру, скоро будет война, и меня, наверное, уволят.

— Ты хочешь сказать, что всё идёт как обычно? — дружелюбно улыбнулась София. — А мы решили напиться. Поможешь?

— Конечно. До появления чёртиков? — уточнил Миша.

— До их исчезновения.

Сегодня ей хотелось побыть одной, без шумной компании персонажей потустороннего мира. Одна среди людей. Практически монашка в пустыне. Иногда надо сбежать в тихое место вроде этого бара, где можно забыть про ангелов, демонов и прочих призраков, которые взяли моду навещать её сознание. Шляются толпами, как туристы в Ватикане. И всем что-то надо. Существует право на отпуск, пусть даже алкогольный! Хотя бы пару-тройку часов! Если на вечер предоставить мироздание себе, с ним же ничего не случится? В конце концов, мир не ребёнок, а она — не его мама.

После недолгого периода сложного смешивания разнообразных веществ бармен вручил Софии коктейль ярко-зелёного цвета с долькой лайма на ободке. Миша сотворил чудо. После нескольких освежающих глотков потусторонний мир перестал вмешиваться в её разум. Где-то запели флейты, загудели тимпаны. Это на экране огромной плазмы, висевшей на стене, начиналось очередное музыкальное шоу. Реальность быстро заполняла бар, как вода — чайник. Соня с удовольствием вглядывалась в неповторимый израильский колорит. Кроме взрослых, вокруг оказалось довольно много детей, присутствие которых совсем не мешало их родителям.

— Аарончик! Ты измазал тёте кофточку томатным соком.

— Я больше не буду…

— А ей больше не надо!

«Дети в Израиле — привилегированная каста, — подумала Соня. — Наверное, поэтому израильтяне не увидели ничего необычного в истории Христа. Здесь каждая мама считает своего ребёнка богом, а каждый ребёнок верит в то, что его мама — девственница».

Какой-то человек пробился к стойке и настойчиво уточнял у бармена:

— Сейчас «счастливый час»? Вторая рюмка бесплатно?

— Нет.

— А через час?

— Да.

— Что «да»?

— Тоже нет…

София раскраснелась и попыталась откинуться на несуществующую спинку барного сиденья. Максим с трудом поймал её. Из динамиков неслись стоны неприкаянных пьяных душ. В голову лезли обрывки разговоров:

— Сёма? Почему грустный? Ты же наконец оставил свою Украину и приехал на историческую родину!

— Трудно всё как-то.

— Понимаю. Обрезать — жалко, надкусить — больно…

Обстановка завораживала. Народу казалось больше, чем в действительности, поскольку каждый стремился занять максимально много места. Это достигалось благодаря темпераментной жестикуляции и маятниковых движений корпуса. Даже лица стали огромными за счёт открытых ртов, расползающихся губ, оттопыренных ушей и всклокоченных причёсок. Для того чтобы новоприбывшие могли втиснуть свои тела в разгорячённую толпу, требовался парковщик. Счастливые люди на время отложили свои заботы, и каждый совершенно точно знал, что в данный момент он бессмертен. И мир, куда запихнул их Господь, совсем не так плох.

Она украдкой разглядывала посетителей. Большинство казались славными. Но наверняка среди них были задиры, мерзавцы, убийцы, садисты, назойливые дураки и надменные тупицы. Все они — необходимое условие существования мироздания. Если бы люди были совершенны, система небесных миров, да и сам Бог, стали бы не нужны. Врач необходим больным, а не здоровым. Луч фонаря не виден в яркий солнечный день. Чтобы узреть Свет, надо оказаться в темноте. Святость любит произрастать из порока, как тыква из навозной кучи.

Она энергично кивнула бармену и получила ещё один волшебный коктейль. Почему-то он закончился очень быстро. Попав в организм, жидкость вступила в дискуссию с мозгом и пришла к приятному выводу, что ситуация вышла из-под контроля.

С каждой минутой становилось веселее. Андрей громко объяснял Ольге, что хотел бы узнать её поглубже. Ольга хохотала, называя его пьяницей. Андрей декларировал, что когда пьёт, то существует и требовал ещё коньяку для протирки струн души.

Глядя на счастливую ведьму, София подумала: «Если женщину интересует в мужчине не тело, ни его деньги, а только чистая душа, она — дьявол». Мысль показалась странной, будто чужой. Логика вывернутая, незнакомая. Словно новая личность, поселившаяся внутри, была сильно пьяна.

— Может быть, заказать третий? — обратилась Соня к своим коленкам.

— Почему бы нет!

— Ну, нет так нет! — решительно заявила она, с помощью Максима слезая с барного табурета. — Завтра рано вставать, — объяснила друзьям.

Вернувшись в номер, долго шлёпала рукой по стене, но так и не нашла, где включать свет. В темноте предметам было легче нападать. Одержав победу в схватке с дверным косяком, наткнулась на кресло, опрокинула удачной подсечкой торшер и, после нескольких неудачных попыток, всё же нашла кровать. Сбросила туфли, отрясла с ног прах и, не раздеваясь, завалилась в огромно-безбрежную постель. Ей снилась маленькая девочка, которая разговаривала с мышью. Мышь держала в руке томик «Сказок Шахерезады» и жаловалась, что коты сбиваются в стаи, теряя рассудок. Особенно весной.

София прекрасно выспалась. Вчера отвела душу, неважно, что не помнит куда. Проснулась полная лёгкого раскаяния, но одновременно со счастливым ощущением безграничной свободы, словно младенец, у которого перерезали пуповину. Оказывается, хорошая попойка очищает мозги и прогоняет всю потустороннюю нечисть, норовившую туда забраться. И позволяет хоть на время избавиться от ответственности, которая постоянно ходит под ручку с чувством вины. Главное, не привыкнуть и не спиться.

Утро — чудесная пора неги, когда время замедляется и кажется, что мир застыл в пробеле между ночью и днём. Она ещё повалялась, будто потягивающаяся кошка. Лёгкой пушинкой порхнула в душевую, где была «окроплена иссопом», и вышла к завтраку чистой, свежей, белее снега, как сказал бы царь Давид.