С этим ей пришлось согласиться.

– Если Алукард ошибается, если магия не работает, то нет вреда в том, чтобы взять его деньги и сделать мой фильм. Этим я бы по-настоящему побил дьявола.

– Но если он прав…

– Тогда я, Орсон Уэллс, стану не просто Фаустом, даже не Прометеем, я стану Пандорой, выпустившей все зло мира снова править. Я стану отцом-во-тьме настоящего Сияющего Люцифера.

– Или хуже. Ты можешь клонировать Гитлера.

Уэллс покачал головой.

– И решение за мной, – сказал он устало. Затем он засмеялся так громко, что бутафорский экипаж содрогнулся, словно в него попала молния Зевса.

Она не завидовала гению в его выборе. После столь блестящего начала, ни одного из артистов двадцатого века не преследовали неудачи так постоянно и так часто. Все, что он создал, включая «Кейна», подвергалось компромиссам сразу же, как только покидало его разум и отправлялось на рынок. Десятки незаконченных или несделанных фильмов, непоставленные театральные спектакли, проекты, украденные и испорченные менее талантливыми людьми – хотя часто Уэллс присутствовал в них в роли камео, чтобы увидеть, как растрачен потенциал. И теперь, в конце карьеры ему выпал шанс выцарапать все назад, сдержать обещание и снова стать Чудо-мальчиком, чтобы доказать, что он – Король Мира.

И вновь то же самое, дуновение серы. Нечто, в необходимость которого она даже не верила.

Большие слезы навернулись на ясные глаза Уэллса и скатились в его бороду. Слезы смеха.

В дверь экипажа постучали.

– На площадке все готово, мистер Уэллс, – сказал ассистент.

– Эти съемки, Женэ, – раздумывал Уэллс, – будут чудом, как в книгах. И я уложусь в бюджет. Полный оборот, на четверть – все это будет в коробке к концу дня. Месяцы планирования, конструирования, черчения и подготовки. Все, чему я научился в кино с тридцать девятого года. Все будет там.

Хватит ли ей духу, чтобы умолять его остановиться?

– Мистер Уэллс, – настаивал ассистент.

С внезапной твердостью Уэллс решил:

– Снимаем.

XXXI

На первом дубле разъезжающиеся стены гостиницы в Бистрице заело всего через двадцать секунд использования. Второй дубль прошел идеально через три сцены и с сотней исполнителей в дополнение к основным и дважды по стольку же техников, которые сосредоточились на воплощении видения великого человека. После обеда, прислушавшись к мольбам Джека Николсона, который считал, что может лучше, Уэллс запустил все шоу заново. На этот раз возникла дрожь, когда летящая камера на секунду вышла из-под контроля и устремилась к игрушечному лесу, прежде чем оператор (пилот?) восстановил баланс и удачно завершил этот трюк со значительной экономией.

Два хороших дубля. Спонтанная суматоха могла даже сработать в плюс.

Женевьева провела день просто наблюдая в восхищении.

Если бы предстояло выбирать между миром, где не будет этого фильма, и миром с Дракулой, она не знала, за что бы проголосовала. В действии Уэллс становился куда моложе. Обольститель и тиран, чирлидер и патриарх. Он был повсюду, флиртуя на французском с Жанной Моро, женщиной-крестьянкой, и натягивая веревки с мастерами сценических эффектов. Сцены с Дракулой еще не снимали – кроме как с камерой от первого лица и с тенью-марионеткой. Но Джон Хьюстон был на площадке постоянно, хотя мог бы отдыхать в своем трейлере – он был поражен тем, что делает Уэллс. Ветеран находился под тем же впечатлением, что и выскочки вроде Спилберга и Де Пальмы, которые строчили заметки, словно трейнспоттеры[147] в паровозном раю.

Все еще неуверенная относительно развязки, она уехала, не поговорив с Уэллсом.

Ведя машину к Малибу, она отошла от возбуждения.

Через несколько дней наступят восьмидесятые по юлианскому летоисчислению. И ей придется начать шевелиться, чтобы вернуть свою лицензию. Учитывая обстоятельства, ей следует выудить оплату из Уэллса, у которого теперь достаточно денег Алукарда, чтобы оплатить ее счет.

Когда она подъехала к Райской Гавани, было совсем темно. Припарковав машину, она замерла, чтобы послушать прибой, вечный звук до– и постчеловеческий.

Она выбралась из машины и пошла к своему трейлеру. Пока она выуживала ключи из сумочки, она ощутила что-то, от чего ее волосы шевельнулись.

Словно в замедленной съемке, ее трейлер взорвался.

Вспышка пламени прорвалась сквозь ставни из спального отсека, вырвав их из рам, а затем второй, более сильный огненный шар распространился от газовых баллонов в кухне, разрывая хромированные стены на части, разрушая целостность трейлера.

Свет ударил ее на долю секунды раньше, чем звук.

Затем взрывная волна подняла ее и отбросила назад, на песчаную площадку. Все, чем она владела, было рассыпано вокруг, охваченное пламенем.

XXXII

XXXIII

– Знаешь, что самое смешное во всем этом? – сказал Эрнест Горзе. – Я и не думал, что это сработает. У Джонни Алукарда великие идеи, и он однозначно сделал из себя фигуру на побережье, но вся эта чепуха про «Элвис жив» – это слабоумие. Но, опять же, никогда нельзя быть уверенным с нашим милым старым графом. Он уже умирал прежде.