Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ДЖОНАТАН (указывая)
Видно замок.
МИНА
Он выглядит таким… заброшенным, одиноким.
ДЖОНАТАН
Не удивительно, что граф хочет перебраться в Лондон. Должно быть, он в ярости от одиночества, может, даже готов разорвать свою семью в клочья и обглодать их кости. Как Соуни Бин.
МИНА
У графа есть семья?
ДЖОНАТАН (довольный)
Три жены. Как у султана. Представь себе, как это будет смотреться на Пиккадилли.
Тихо, без стука копыт или шума колес, появляется экипаж, его ВОЗНИЦА – черная фигура без лица. ХАРКЕРЫ забираются внутрь, но на этот раз камера поднимается на крышу экипажа, где скрылся ВОЗНИЦА. Мы зависаем в воздухе, когда экипаж трогается с места, БОЛЬШАЯ ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ явно намеренно порхает над лошадьми, после чего быстро улетает по узкой, головокружительной горной дороге к замку. Мы устремляемся вниз впереди экипажа, становясь глазами ЛЕТУЧЕЙ МЫШИ, что дает нам вид с ложной перспективой на миниатюрный пейзаж по обе стороны от дороги и экипажа. Мы пролетаем мимо широких рядов елей к выбеленному холмистому пейзажу, который ХАРКЕРЫ не видят – очевидно, меловая шахта, которая, как мы понимаем, состоит из человеческих скелетов в агонизирующих позах. Черепа и ребра сломаны – останки тысяч и тысяч убитых мужчин, женщин, детей и младенцев. Этот отвратительный пейзаж проносится под нами, и мы приближаемся к ЗАМКУ ДРАКУЛЫ – миниатюре, сконструированной так, чтобы позволить нашей проворной камере выхватить самую высокую башню и спуститься вниз по спиральной каменной лестнице, которая переносит нас к следующей сцене…
…и во внутренний покой ДРАКУЛЫ и его НЕВЕСТ. Мы проходим сквозь занавес из паутины, которая расступается без повреждений, и видим трех окутанных покрывалами НЕВЕСТ, восстающих из своих гробов, летящих впереди нас. Две – с темными волосами и хищные, одна – светловолосая и словно потерянная. Мы становимся ДРАКУЛОЙ и идем коридорами его замка, окованные медью дубовые двери раскрываются перед нами. Нет звука шагов, мы проходим мимо зеркал, но они ничего не отражают – обратные наборы под стеклом, чтобы не отразить нашу команду, – зато почти живая тень, с веретенообразными пальцами, невозможно длинными руками, заостренной головой и ушами летучей мыши мгновенно обретает резкость поверх гобелена. Мы движемся быстрее и быстрее, выходим в огромный коридор на вершине лестницы. Очень маленькие, у подножия ступеней, стоят ДЖОНАТАН и МИНА рядом с багажом. Мы фиксируем на них камеру, и степенно движемся вниз, наша закутанная в плащ тень уменьшается. Когда мы приближаемся к паре, мы видим их лица: ДЖОНАТАН в восхищении, практически влюблен с первого взгляда, готов стать нашим рабом; МИНА в ужасе, в страхе за своего мужа, но почти на грани жалости. Музыка, которая перешла от мощных струнных к эфирному терменвоксу, нарастает, рассказывает о древней, извращенной и волшебной душе ДРАКУЛЫ. Мы замираем на ступеньках, в шести футах над ХАРКЕРАМИ, затем прыгаем вперед, пока МИНА поднимает распятие, чей ослепляющий свет заполняет экран. Музыка достигает пика, священный хорал борется с неземным терменвоксом.
2: КП на древнее лицо, в глазах – красные точки, усы и волосы – с чисто белыми прядями. Камера отъезжает, чтобы показать целиком тощую фигуру, завернутую в непроницаемую черноту.
ГРАФ
Я… Дракула.
XXIX
Уэллс переписал первые сцены фильма, чтобы в полной мере воспользоваться новым приспособлением, которое называлось кран Лоума, и которое давало камере невероятную подвижность и гибкость. В сочетании с легко разбираемыми декорациями и темными проходами между площадками, использование приспособления означало, что он сможет открыть «Обратную сторону полуночи» одной сценой, снятой с движущейся камеры, которая будет более длинной и более сложной, чем та, что он использовал в «Печати Зла».
Женевьева нашла Уэллса и его оператора на перевале Борго – полномасштабной дороге с фальшивой грязью, колеями от телег и мильными камнями. Черный, словно ночь, экипаж, еще не укомплектованный упряжкой лошадей, стоял на своих отметках. На блестящих дверях красовался герб Дракулы. По обе стороны стоял лес – ближайшие деревья в половину настоящего размера, но чем дальше в стороны, тем меньше они становились, пока не соприкасались со студийным задником карпатской ночи. Впереди наверху стоял замок Дракулы – строение в девять футов высотой. В данный момент его обрабатывал техник, который выглядел гигантом – он наносил грязь и туман на укрепления.
Двое обсуждали потенциально сложный момент съемок, когда камера отсоединяется от экипажа и ее подхватывает воздушное оборудование. С потолка свисало приспособление, которое выглядело так, словно его изобрели братья Райт и Жорж Мельес – каркас в форме человека с прикрепленной к нему камерой и бесстрашным оператором внутри.
Она боялась думать, сколько все это стоит.
Уэллс увидел ее и широко улыбнулся.
– Женэ, Женэ, – поприветствовал он ее. – Ты должна взглянуть на эту красоту. Даже если говорю я сам – это абсолютная гениальность. Простое решение сложных проблем. Когда «Полночь» выйдет, они все будут гадать, как я это сделал.
Он хихикнул.
– Орсон, – сказала она, – нам надо поговорить. Я нашла кое-что. Как ты просил. О мистере Алукарде.
Он решил выслушать и ее. У него наверняка была тысяча и одна гигантская и крошечная забота, которые требовали его внимания, но всегда можно найти место еще для одной. Это входило в его задачи режиссера – быть мастером-стратегом, равно как и художником-визуализатором.
Ей почти не хотелось ему говорить.
– Где мы можем поговорить наедине? – спросила она.
– В экипаже, – он отошел в сторону, пропуская ее.
XXX
Бутафорский экипаж, настолько же детализированный внутри, как и снаружи, усиленно скрипел, пока Уэллс устраивался. Она задумалась, выдержат ли пружины.
Она выложила все целиком.
Она до сих пор не знает, кем был Джон Алукард, хотя она подозревала, что он самопровозглашенный последний ученик Короля Вампиров, но она рассказала Уэллсу, что, по ее мысли, тот пытается осуществить.
– Ему не нужен заклинатель, – заключил Уэллс, – но нужен чародей, волшебник.
Женевьева вспомнила, что Уэллс играл Фауста на сцене.
– Алукарду нужен гений, Орсон, – сказала она, пытаясь его утешить.
Широкие брови Уэллса были нахмурены, от чего его нос казался маленьким, как у младенца. Идея была слишком велика, чтобы ее вобрал даже его разум.
Он задал вопрос на сорок тысяч долларов:
– И ты веришь, что это сработает? Этот призыв Дракулы?
Она уклонилась от ответа:
– Джон Алукард верит.
– О, в этом я не сомневаюсь, не сомневаюсь вовсе, – прогудел Уэллс. – Непомерная самоуверенность, громадность идеи портит доверие. Все это – после столь долгого ожидания – все это может быть моим, настоящий шанс на то, чтобы – как охотно говорят молодые люди – сделать мою вещь. А она является частью черной мессы. Фильм, который воскресит самого дьявола. Простой шарлатан не смог бы изобрести настолько извращенную, запутанную схему.
