Изнасилование произошло в начале марта, в пятницу, около десяти часов. Она заперла лабораторию, оставив там ноутбук, и направилась к станции метро, находившейся в нескольких кварталах. Была холодная ясная ночь, жухлая трава и голые деревья мертвенно отсвечивали в осенне-желтом свете фонарей. Никого не встретив, она пересекла территорию кампуса. Дойдя до Седьмой улицы, остановилась, задумавшись. Можно было пройти по Седьмой и свернуть на Мичиган-авеню, эта дорога была безопаснее, но и длиннее. А можно было срезать, пройдя коротким путем, хотя администрация колледжа и полиция неоднократно предостерегали студенток, чтобы те не появлялись там в темное время суток. Джейн помедлила еще минутку, рассматривая пустынный парк за дорогой. Потом, решившись и не глядя по сторонам, быстро пересекла Седьмую и зашагала коротким путем.

Разбитая асфальтовая дорожка проходила по заросшему сорняками пустырю, где вечно валялись разбитые бутылки и торчала дюжина хилых пыльных дубков. Трава закончилась, узкая дорожка огибала череду заброшенных одноквартирных домиков, освещенных редкими фонарями, большая часть которых была разбита, а один даже погнут. Искореженное крыло врезавшейся в него машины все еще валялось здесь же, у фонарного столба. Стараясь не наступать на осколки стекла, Джейн вышла на тротуар перед заколоченными домами и прибавила шагу, торопясь на свет Мичиган-авеню, где ждало спасительное метро.

Этого человека она так и не увидела. Но он там был. Без сомнения, у него имелись лицо и одежда, но эти детали в ее памяти не отложилось. Не помнила она не только его внешности, но даже запаха, только нож, который он держал. Держал довольно неумело, как она потом сообразила, наверняка можно было выбить его из руки. А еще – сказанные им слова. То есть сначала он молча схватил ее и, зажав рот, потащил в проход между покинутыми домами. Основание его ладони сдавило ей трахею так, что Джейн затошнило. Он толкнул ее на кучу сухих листьев и обрывков газет, нанесенных ветром, стянул с Джейн брюки, распорол куртку и рванул за рубашку. Пуговицы так и брызнули в разные стороны, она услышала, как одна из них стукнулась о кирпич и покатилась по асфальту.

Джейн отчаянно начала вспоминать о том, что прочитала в брошюрке об изнасилованиях: не сопротивляться, не драться, не делать ничего, что может спровоцировать насильника на убийство.

Она и не сопротивлялась, но словно бы расщепилась на три части. Первая стояла рядом на коленях и молилась, как когда-то маленькая Джейни. Не набожно, скорее, – машинально тараторя слова, лишь бы побыстрее добраться до конца. Вторая – глухо и слепо подчинилась незнакомцу. Третья – парила на первыми двумя, ее руки-крылышки медленно поднимались и опускались, удерживая тело в воздухе.

– Попробуй упорхнуть, – прошептал мужчина, которого она не видела и не ощущала даже держащих ее рук. – Попробуй упорхнуть.

Джейн помнила, что сопротивляться ни в коем случае нельзя, однако по тому, как он задергался, едва она пошевелилась, стало ясно, что именно это его и возбуждает. Ей не хотелось его злить. Она тихонько заскулила и слабо попыталась оттолкнуть насильника. Почти тотчас он застонал, а через несколько секунд сполз с нее. Его ладонь на мгновенье задержалась на ее щеке. Затем он встал, послышался звук застегиваемой «молнии», и мужчина исчез.

Следом за ним скрылись молящаяся девочка и парящая бабочка. Осталась одна Джейни. Кое-как прикрывшись разорванной одеждой, она выбралась из проулка и побежала к метро, шатаясь и крича.

Приехали полиция и «скорая». Джейн отвезли в полицейский участок, затем в городскую больницу – кошмарное место со слепящим светом и бесконечными подземными коридорами, ведущими в темные комнаты, где на узких койках, типа каталок, лежали безмолвные одинокие фигуры. Ей расчесали лобок, собрав в стерильный конверт все выпавшие волоски, взяли образец спермы насильника и посоветовали срочно провериться на ВИЧ и другие заболевания. Проходя разнообразные осмотры, она провела в больнице всю ночь. Наотрез отказалась дать врачам и полицейским номер телефона родителей или знакомых. Уже утром ее отпустили, всучив целую пачку брошюр (издания местного кризисного центра для изнасилованных, «Новой надежды для женщин» и «Планируемого материнства»), а также визитку детектива, которому поручили это дело. Последний на полицейской машине отвез Джейн домой. Когда они подъезжали, ей вдруг пришла в голову ужасная мысль: а что если детектив и есть тот самый насильник и теперь он знает, где она живет?

Но, конечно, он им не был. Проводив ее до двери, полицейский подождал, пока она не войдет внутрь.

– Позвоните родителям, – сказал он напоследок.

– Хорошо, позвоню.

Приподняв бамбуковые жалюзи, она смотрела вслед полицейской машине, пока та не скрылась из виду. Стянула с себя всю одежду и вместе с полученными брошюрками затолкала в мусорное ведро. Приняла душ, оделась, собрала две сумки, в одну – вещи, в другую – книги, и вызвала такси. В Аргус-колледже она направилась прямиком в лабораторию, забрала ноут и свои материалы, относящиеся с бабочкам-медведицам, после чего попросила таксиста отвезти ее на железнодорожную станцию.

Купила билет до дома. Приехав, рассказала родителям, что случилось, и только после этого разрыдалась. Она так и не вспомнила, как выглядел тот человек.

Дома Джейн прожила три месяца. Родители настояли на психиатрической консультации, и она неохотно начала посещать терапевтическую группу для изнасилованных. Проходив туда три недели, бросила. Изнасилование с ней действительно случилось, но это было уже в прошлом.

– Это заняло пятнадцать минут, – однажды сказала она группе. – И все. Моя жизнь продолжается.

Они с кислым видом выслушали ее слова. Какая-то женщина заметила, что Джейн не желает признавать очевидного, а психотерапевт предупредила, что она будет мучиться до конца жизни, если сейчас не преодолеет свои страхи.

– Я вовсе не боюсь, – возразила Джейн.

– Почему? – вопросительно приподняла бровь психолог.

«Потому, что молния не ударяет дважды в одно место», – подумала про себя Джейн, но вслух произносить не стала. Больше она там не появлялась.

Тем же вечером ее отцу позвонили. Он снял трубку и присел за обеденный стол. Минуту спустя поднялся и, воровато взглянув на дочь, ушел в свой кабинет, плотно притворив за собой дверь. В груди у Джейн все как-то сжалось, но вскоре послывшался отцовский смех. Значит, звонил не детектив. Через полчаса отец вернулся и задумчиво посмотрел на Джейн.

– Эндрю звонил, – сказал он.

Эндрю, врач из Англии, был его старым приятелем.

– Они с Фредом собираются на три месяца в Прованс. Спрашивают, не согласишься ли ты посторожить их дом.

– Это в Лондоне, что ли? – с сомнением покачала головой мать Джейн. – Ну, не знаю…

– А я ему ответил, что мы подумаем.

– Это я подумаю, – поправила отца Джейн, глядя поочередно на обоих родителей и машинально проведя пальцем по брови. – Позвольте мне самой решить.