Только сейчас он заметил свою первую пчелу-мутанта. Она была мертва, так как преодолела вибрационный барьер и попала в зону, где оказалась полностью беззащитной. Эта пчела была похожа на бабочку своими переливающимися желто-оранжевыми крыльями. Мертвая, она лежала в чаше листа в столбе солнечного света.

Он проковылял мимо, запомнив цвет и форму пчелы. Считалось, что в этих пчелах кроется ответ, но в подобной теории, конечно, было много недостатков. Пчелы не могут убеждать людей, это неоспоримо. А людям стоило бы прислушаться и присмотреться к пчелам, ведь совсем скоро их собственные жизни могут оборваться.

Сзади послышался звук торопливых шагов. Это был мерный тяжелый стук, глухо отдававшийся за его спиной.

Погоня?

Он стал медленно красться, а затем пополз с черепашьей скоростью. Глазами он искал место в зелени, где можно было бы укрыться. Внимание его привлекла узкая прогалина в зарослях папоротника. Туда вели маленькие – наверняка детские – следы. Он продрался сквозь папоротник и скоро очутился на узкой дорожке, идущей вдоль дамбы. На тропинке валялись потерянные игрушечные самолетики – красный и синий. Дрожащей ногой он вдавил их в землю.

Тропинка подвела его к стене из черной земли, обвитой гирляндами ползучих растений, сделала резкий поворот и оборвалась на пороге неглубокой пещеры. В темно-зеленом зеве ее валялись еще игрушки.

Он опустился на колени, прополз по игрушкам в благословенную тьму и ненадолго прилег, выжидая.

Шаги тяжело протопали мимо него всего в нескольких футах.

Он услышал голоса.

– Он пошел к реке. Ты же не думаешь, что он хотел броситься в воду?

– Кто знает? Но я уверен, что он больной.

– Слушай, надо идти туда. Я вижу следы.

Голоса стали неразличимы, смешавшись с булькающими звуками бегущей воды.

Мужчины пошли дальше по тропе. Они не заметили его укрытия. Но зачем они идут за ним? Он толкнул одного из них не так уж и сильно, а значит, это не могло послужить причиной преследования. Нет, наверняка они ничего не заподозрили.

Он помедлил, готовясь к тому, что должен был сделать, привел в действие особые органы своего тела и начал зарываться в землю у глухой стены пещеры. Он зарывался все глубже и глубже, отбрасывая землю назад, чтобы это выглядело так, будто пещера обвалилась.

Он углубился на десять метров и остановился. Запасов энергии как раз должно хватить на следующий этап. Он перевернулся на спину, отбросил омертвевшие части ног и спины, обнажил матку и ее стражей и уложил их на землю под своей хитиновой спиной. На бедрах открылись отверстия, откуда потекла пена – специальное зеленое покрытие, которое, затвердев, превратится в защитную оболочку.

Это была победа: теперь он наверняка выживет.

Отныне главным фактором станет время – потребуется десять с половиной дней на то, чтобы накопить энергию, пережить метаморфозу и размножиться. Очень скоро здесь появятся десятки тысяч его точных копий – каждая в превосходно воссозданной одежде, с надежными документами и внешне неотличимая от человека.

Все эти копии будут абсолютно идентичными.

Будут другие контрольно-пропускные пункты, но не такие строгие; будут и другие препятствия, но менее значимые.

Данная копия человека оказалась вполне пригодной. Они многому научились, изучая случайных пленников и странную группу, которой руководила рыжеволосая женщина, захваченная ими в сертане. Как странно она выглядела: она похожа на матку, но она не матка. Как же трудно понять этих человеческих созданий, даже если предоставить им определенную свободу… С ними практически невозможно говорить разумно. Их рабскую привязанность к собственной планете придется тщательно исследовать.

Матка зашевелилась на сырой земле. Да, на этот раз они научились ускользать от слежки. Все следующие колонии будут обладать этим знанием. Один из них – по меньшей мере один – проникнет в город на Амазонке, этой огромной, как море, реки, где зародилась всеобщая гибель. Один должен это сделать – пробиться в город.

* * *

Сеньор Габриэль Мартиньо, префект Плотного Барьера штата Мату-Гросу, мерил шагами кабинет, что-то бормоча себе под нос, проходя мимо высокого узкого окна, сквозь которое в кабинет проникал свет вечернего солнца. Он остановился, чтобы бросить взгляд на своего сына Жоао, сидевшего на обтянутом кожей тапира диване возле одного из высоких книжных шкафов, обрамлявших кабинет.

Мартиньо-старший был смуглым худощавым мужчиной с седыми волосами и запавшими карими глазами над орлиным носом, узким ртом и острым подбородком. На нем был старомодный черный костюм, соответствующий его высокому положению; ослепительно-белая льняная сорочка контрастировала с темным костюмом, а золотые запонки сверкали всякий раз, когда сеньор Мартиньо взмахивал руками.

– Я стал объектом насмешек! – глухо прорычал он.

Жоао, почти точная копия своего отца, молодой человек с пока еще черными волнистыми волосами, выслушал это заявление молча. На юноше была белая форма бандейранта; брюки были заправлены в резиновые сапоги высотой до середины икр.

– Да, объектом насмешек! – повторил старший Мартиньо.

В комнате стало темнеть; быстро наступавшая южная ночь покрыла землю мраком; на горизонте мрачной стеной громоздились грозовые тучи. Меркнущий свет отливал туманной синевой. Огромная молния перечеркнула темнеющее небо, расколов надвое проем высокого стрельчатого окна. В кабинете запахло электричеством. Последовал трескучий, как барабанная дробь, удар грома. Этот удар словно послужил сигналом. Везде, где в здании были люди, включилось освещение. Кабинет залил желтый свет.

Префект остановился перед сыном.

– Почему мой собственный сын, бандейрант, главарь Братства, повторяет эти карсонитские глупости?

Жоао смотрел в пол между носками своих сапог. От слов отца он почувствовал одновременно возмущение и стыд. Да, он причинил отцу боль, а это было стыдно, ведь у старшего Мартиньо чувствительное сердце. Но нельзя же быть таким слепым!

– Этот сброд, эти жалкие фермеры смеются надо мной, – проговорил Мартиньо-старший. – Я сказал им, что мы увеличим площадь зеленой зоны на десять тысяч гектаров только в этом месяце, а они в ответ высмеяли меня: «В это не верит даже ваш собственный сын!» И, знаешь, они рассказали мне, что еще ты говорил.

– Прости, отец, что я расстроил тебя, – ответил Жоао. – Тот факт, что я бандейрант… – Он пожал плечами. – Но как иначе я мог бы узнать правду о программе истребления?

От этих слов отца передернуло.

– Жоао! Ты сидишь здесь и говоришь, что дал ложную клятву, когда формировал свой отряд Братства?

– Нет, было не так, отец.

Он извлек из нагрудного кармана эмблему распылителя, покатал ее в пальцах.

– Я верил в это… тогда. Мы могли создать достаточно пчел-мутантов для того, чтобы заткнуть ими любую дыру в экологической нише насекомых. Так я думал. Подобно китайцам, я говорил: «Только полезные особи должны жить!» Но, отец, это же было несколько лет назад, а с тех пор я понял, что мы и сами не знаем, что такое польза.