как улику, увы. Работать ещё и работать. Вот моё мнение.

— А ваше мнение о Салине и Решетникове? По их поведению можно решить, что они нам «фальшак» впаривают?

— Они, безусловно, интригуют. Но не так примитивно. — Злобин указал на конверт. — Я бы засчитал это как оперативную информацию, требующую проверки. Переданную в рамках доверительных отношений.

— Даже так?

— Они не меньше вашего желают канализировать, — Злобин не без тайного удовольствия ввернул мудрёное словечко, — этот бардак хоть в какое-то русло. Никому не хочется жить в Средневековье, а все идёт к тому.

Игорь Дмитриевич скомкал платочек, сжал в кулаке.

— Если удастся остановить откат страны хотя бы на уровне «военного коммунизма», это будет счастьем.

Он резко подался вперёд, вспорол конверт. Вытряс из него фотографии. Веером разложил перед собой на столе.

Злобин заметил, как мелко подрагивают пальцы Игоря Дмитриевича.

— Подседерцев в СБП курировал парапсихологию и всякую чертовщину. Говорят, успешно. А я его помню по Ясенево. Он в ближневосточном отделе служил. По сравнению с западноевропейским, отстой полный. Но такому «безродному» — за глаза хватило.

Игорь Дмитриевич вдруг разразился брызгающим смешком.

— Хе-хе-хе! Разведка, да… А знаете, Андрей Ильич, за что я свой первый орден в разведке получил? За говно.

— Простите, не понял? — Злобину вдруг сделалось неловко. От Игоря Дмитриевича вдруг пахнуло болезнью.

— За секретное говно! — Игорь Дмитриевич глумливо усмехнулся. — Было это в семьдесят пятом. Моя первая командировка за кордон. Парижская резидентура. Мечта любого! Выехали, значит, на массовую вербовку. Какая-то международная выставка, уж не помню, чему посвящена была. Обычная выставка, Запад показывает, чего достиг в загнивании, а наши демонстрируют, что мы у них стырили и до какой степени у себя изуродовали. Был шанс отличиться и взять хоть кого-то на кукан, записав в зачёт первую в жизни вербовку. Я вокруг одного бундоса уже круги начал нарезать, как вдруг появился замрезака и семафорит мне: «Бегом в бар!» Ну, делать нечего, с замом резидента не поспоришь. Прихожу, а он там с одним мужиком из советской делегации быстро-быстро так нарезаются вискарем. Мне не предлагают. Стою, как дурак.

Замрезака делает вид, что по пьяни меня облобызать хочет и шепчет на ухо: «Выручай, молодой! Нас обложили, ни присесть, ни пёрнуть. А операция горит синим пламенем. Завтра на нем всем яйца поджарят. Сейчас мы с Васей напьёмся в дугу, а ты нас отвезёшь в гостиницу. Выбросишь у центрального входа. Машину погонишь в подземный гараж. Наружка за тобой не сунется, гарантию даю. Быстро перепрыгиваешь в бордовый «Пежо», ключи будут в замке зажигания. И на всех парах рвёшь на тридцать второй километр. Три километра по отвилке, увидишь ферму. Перемахиваешь через забор и бежишь в теплицу. Там будут стоять три бетонные ванны. Из любой хватаешь горсть того, что в ванной найдёшь и рысью к кафе «Дагмар». Кремово-белый «фолькс», за рулём — твой кореш Тимохин. Он тебя «обеспечивает». Передаёшь добычу ему, сам — в гостиницу. Ставишь машину в паркинге и на лифте едешь к нам. Там и нальём. Или убьём, если провалишь дело».

Игорь Дмитриевич судорожным движением быстро промокнул виски.

— Как видите, я остался в живых. Но натерпелся, хуже не придумаешь. Ворвался в теплицу… А там три ванны, полные поросячьего дерьма. Клянусь, с минуту думал, что замрезака меня разыграл. Потом решил, приказ есть приказ. Черпанул в пакет и повёз на «передачу». Знаешь, как передают «обеспечивающему»?

Злобин отрицательно помотал головой.

— Тормозишь на секунду, «посылку» — в приоткрытое окно. И с места оба — в разные стороны. — Новая порция испарины выступила на бледном лице Игоря Дмитриевича. Он прошёлся платочком по щекам. — Век не забуду лицо Тимохина, когда пакет ему на колени плюхнулся! И самое обидное, что мне за выполнение особо важного задания дали «звёздочку», а ему, за то, что секретные образцы размазал по всему салону — выговор.

— А в чем секрет был?

— Какие-то микроорганизмы, что поросячье дерьмо превращают в гранулированные удобрения. — Игорь Дмитриевич захихикал. На губах блеснула плёнка слюны. — Колоссальная проблема в советском Агропроме — свинарники от дерьма очищать. Сами не додумались, пришлось у французского профессора воровать. Вот вам смешно, а я за поросячье дерьмо мог на двадцать лет в тюрьму сесть как шпион!

Злобину было не до смеха. Он был совершенно убеждён, что перед ним сидит либо психически больной, либо вдрызг пьяный человек. Стоило только заглянуть в стеклянные глаза Игоря Дмитриевича, как любые сомнения отпадали сами собой.

Игорь Дмитриевич судорожно, рывками втянул воздух через сжатые зубы.

— Это война. Самая настоящая война, Злобин, неужели вы ещё не поняли? — Шёпот у него вышел свистящий, и, показалось, горячий, как у бьющегося в бреду больного. — Войны без убитых не бывает.

Злобин оторвал взгляд от лица Игоря Дмитриевича, мельком взглянул на часы. Догадка ошпарила, как крутой кипяток.

— Да, Андрей Ильич, да… Семь часов вечера. Уже час как идёт война. При вас же Дубравин сказал: «В восемнадцать ноль-ноль начнём без предупреждения». Вот и начали!

— Гостиница — это их работа?

Игорь Дмитриевич небрежно отмахнулся.

— Какая, нахрен, разница… У меня температура под сорок. Вы понимаете, что это значит?

— Есть же антибиотики. Вся Кремнёвка к вашим услугам. Что вы паникуете, ей богу?!

— Кремнёвка?! Там уже палат не хватает, чтобы вы знали. У меня прямо на КП трое упали. Что-то у них с печенью неладно было, наверно, с детства. Умерли за минуту. В страшных судорогах. Заблевав все кровью.

Он отвалился в кресле. Спрятался в тень. Злобину остался виден только сухой кулак, тискающий комок платка.

— Одно отрадно… Дубравин уже даёт показания архангелу Гавриилу. А что вы хотели, Андрей Ильич? Война — так война. И на…на-на-ах-х-хр…

Игорь Дмитриевич разразился сухим, мучительным кашлем.

Кулак, сжимающий платочек, нырнул в тень. Появился вновь на столе. Сжат был так, что на костяшках от напряжения выступили белые пятна.