Баллин был разочарован не только тем, что ему пришлось говорить в присутствии несимпатичного соглядатая: Вильгельм не пригласил его отобедать вместе с ним, как это обычно бывало в прошлом. Кайзер удалился в покои больной жены, оставив Баллина в обществе военных. Общий вывод, который сделал Баллин, заключался в том, что Вильгельм — «человек полностью сломленный», подпавший под полное влияние Берга и генералов.

6 сентября произошла комическая интермедия: с визитом в Вильгельмсхоэ прибыл гетман нового, созданного немцами марионеточного украинского государства со свитой казаков в красочных костюмах. Гетман поделился своей тревогой относительно состояния расквартированных на востоке оккупационных войск, особенно австрийских.

Вильгельм отправился на завод Круппа с целью поднять дух рабочих. Он прошелся по цехам, заговаривал с людьми, дружески похлопывал их по плечу. В будущем такие «походы в народ» станут обязательным антуражем для сильных мира сего, но в данном случае особого эффекта достичь не удалось. Получасовая речь кайзера состояла наполовину из обещаний, наполовину из угроз, и даже с точки зрения ораторского мастерства она была ниже всякой критики. По мнению Ильземана, в ней было много такого, о чем лучше было умолчать. Когда Вильгельм задал Бергу вопрос: «Ну, как Вам моя речь?» — тот ответил витиеватой фразой: «Ну, я могу много что сказать, и готов сделать это со всей искренностью, но ведь на Вас никогда не угодишь!»

Кайзер возвратился в Спа и услышал там новые неприятные известия о тайных попытках Австрии заключить сепаратный мир. Вильгельм пришел в состояние нервного возбуждения. Верховное командование ликвидировало свой командный пункт в Авене, и отныне все нити руководства войсками были сосредоточены в Спа. 18 сентября Вильгельм в ходе инспекционной поездки в армию герцога Альберта в последний раз посетил свой эльзасский замок в Урвилле, близ Кольмара. Бравый вид солдат, видимо, повысил настроение кайзера. Однако в Спа его вновь ожидали дурные вести. В Палестине турки теряли одну позицию за другой, союзники прорвали линию обороны болгарских войск… 24 сентября Вильгельм совершил поездку в Киль, где ему бросились в глаза «многочисленные угрюмые лица» матросов.

Он осматривал новейшие образцы мин и торпед в Киле, когда пришло известие о капитуляции Болгарии. Вильгельм услышал новость от Нимана в вагоне-ресторане своего поезда. Он встал и молча прошел в личные покои. Можно понять его состояние: всего несколько недель назад болгарский царь клятвенно заверял его, что ни в коем случае не пойдет на сепаратный мир, — неужели слово монарха уже ничего не значит? Вильгельм приказал немедленно возвращаться в Спа. Между тем британские и бельгийские войска продолжали свое наступление во Фландрии. Ниман, случайно встретив генерала фон Бартенверфера в подъезде отеля «Британник», где располагался Генштаб, узнал от того поразительную новость: Людендорф требует перемирия. Для Вильгельма просьба о перемирии была равнозначна капитуляции. Он хотел осуществить свой план дать еще одно, решающее сражение на Западном фронте и в случае его неблагоприятного исхода обратиться к нации с призывом «Победа или смерть». Такие лозунги в стиле деятелей Великой Французской революции усиленно пропагандировал Ратенау на страницах «Фоссише цейтунг».

30 сентября полковник фон Хефтен имел интересный разговор с канцлером, который собирался покинуть пост. Гертлинг спросил офицера: «Что Вы думаете по поводу ситуации на фронтах?» Тот ответил прямо: «Должен сказать, оно катастрофическое» — и, в свою очередь, задал вопрос: «Ваше превосходительство, что произойдет, если Вильсон потребует от кайзера отречься от престола?» Ответ Гертлинга: «Прошлое воскресенье кайзер спросил меня о том же, и я ответил: „Ваше Величество, я не думаю, что дело дойдет до этого, но если он выдвинет такое условие, то мы вернемся на поле боя“. Хефтен удивился. „Неужели канцлер верит, что солдаты будут воевать?“ Гертлинг: „Я считаю, что Вы слишком большой пессимист“».

На смену Гертлингу пришел принц Макс Баденский, племянник и наследник великого герцога Баденского. За его кандидатуру выступило ОХЛ. Тем самым провалился план, который поддерживала супруга кайзера, — вернуть на канцлерство Бюлова. Вильгельм не хотел ни того, ни другого. Он тянул время, заявляя, что должен вначале получить формальное разрешение от главы семейства, великого герцога Баденского. Берг тоже не был доволен и прямо заявил принцу Баденскому: «Вы не мой кандидат, но другого у меня нет». 1 октября, в тот самый день, когда Макс Баденский вступил в должность, Вильгельм прибыл в Потсдам. Он, казалось, внешне смирился с тем, что отныне правительство будет ответственно перед парламентом (это был один из пунктов программы нового канцлера). Через неделю кайзер слег с тяжелейшим приступом ишиаса. С 4 по 8 октября он оставался прикованным к постели, но все же принимал у себя высокопоставленных визитеров. Макс Баденский, навещая кайзера, узнал его мнение о возможном отрешении от должности непопулярного в стране Берга-Маркинена. Вильгельм не был против возвращения на этот пост своего приятеля Валентини, однако не преминул спросить ходатая: «Вы пришли сюда, надеюсь, не для того, чтобы создать мне трудности с верховным командованием?» В конце концов, он согласился с доводами канцлера.

Эта беседа канцлера с кайзером, состоявшаяся 6 октября, была единственной встречей между ними, проходившей в более или менее спокойной и деловой атмосфере. Макс Баденский потребовал увольнения военного министра и двух генералов. Вильгельм смутился и постарался перевести разговор на другую тему. Принц Макс сделал вывод, что кайзер не свободен в принятии своих решений. Берг со своей стороны не собирался пассивно ждать своей участи. Он активно вмешался в вопрос формирования нового кабинета, попытавшись, в частности, заблокировать включение в его состав Эрцбергера — ненавистного правому лобби автора «мирной резолюции» рейхстага. Это дало повод канцлеру вновь, уже в более категорической форме, поставить вопрос об увольнении Берга. Вильгельм неожиданно ощетинился: выбор главы кабинета — это исключительная прерогатива кайзера. Макс Баденский напомнил ему, что Валентини убрали именно военные, причем без соблюдения элементарных норм приличия. Вильгельм выразил опасения по поводу возможной реакции ОХЛ на увольнение Берга. Опасения были необоснованные: Макс Баденский заручился от Людендорфа обещанием не вмешиваться.

9 октября в ходе новой встречи с кайзером Макс Баденский вернулся к вопросу о Берге. За это время Дона и кронпринц убедили Вильгельма, что Берга следует оставить в должности и ни в коем случае не возвращать Валентини. В ответ на прямой вопрос канцлера, почему супруге кайзера так антипатичен прежний шеф его личного кабинета, Вильгельм не смог ничего сказать, ограничившись лишь замечанием, что он обязан прислушиваться к мнению императрицы.

На следующий день во время поездки Вильгельма по улицам Берлина его автомобиль внезапно застрял в толпе. Ильземан схватился было за револьвер, но, как оказалось, у окруживших автомобиль людей не было никаких враждебных намерений: они махали шляпами и выкрикивали приветствия. Ильземан отметил, что Вильгельму следовало больше общаться с берлинцами.

14 октября Макс Баденский принял сыновей кайзера Оскара и Адальберта. Они хотели прояснить слухи о предстоящем отречении кайзера как необходимой предпосылке для заключения мира. Адальберт задал канцлеру прямой вопрос: не следует ли ему пойти к отцу и дать тому понять, что от него требуется? Старший брат сделал при этом «протестующий жест». Макс Баденский заверил обоих, что, пока он остается канцлером, об отречении не может быть и речи.