294 «Именно со времён Константина стали с неимоверной быстротой умножаться такие христиане, которые по своей жизни ничем не отличались от язычников» (Сомов К. Из истории христианства // Братский вестник. 1967). На это не раз указывал свт. Иоанн Златоуст (Беседа 5 на 1-е послание к Фессалоникийцам; Беседа 84 на Евангелие от Иоанна; Беседа 46. О целомудрии и театрах): «И поистине, исполнилось на нас пророчество Давидово: “но смешались с язычниками и научились делам их” (Пс. 105, 35). Потому-то мы и уничижены по всей земле за грехи наши» (Слово о лжепророках и лжеучителях). Так же было впоследствии и на Руси: «…многие принявшие христианство князья и вельможи по образу жизни не отличались от язычников» (Кузьмин А. Падение Перуна. М., 1988. С. 6). «Не в этом ли разлад жизни и веры, слова и дела, убеждения и практики – весь трагизм, все проклятия современной жизни и все её несчастья? Не в этом ли и главная беда, и причина страданий Церкви Христовой? Не потому ли она стала ненавистною многим, что люди, считающие и называющие себя принадлежащими к ней, живут хуже язычников, между тем как истинная христианская жизнь должна бы, наоборот, всех влечь в Церковь?» (Священномученик Иосиф, митрополит Петроградский: Жизнеописание и труды. СПб., 2006. С. 258). См. также: Мф. 5, 47; 6, 7, 32; 1 Кор. 5, 1; Гал. 2, 14; прим. 712.

295 Свт. Игнатий Брянчанинов писал: «Волки, облечённые в овечью кожу, являются и познаются от дел и плодов своих. Тяжело видеть, кому вверены или кому попались в руки овцы Христовы, кому предоставлено их руководство и спасение. <…> Миролюбие, ненасытное стремление к суетным почестям, к накоплению капиталов уничтожило в пастырях христиан, оставило в них лишь презренных ненавистных полицейских. <…> Решительно оскудели живые органы Божественной благодати; в облачении их явились волки: обманывают и губят овец. Это понять необходимо, но понимают немногие» (цит. по: Новосёлов М. Письма к друзьям. М., 1994. С. 93–95). См. также прим. 14.

296 «Это не новость для Церкви Божией, нравственные потрясения которой, исходившие всегда от иерархии, а не от верующего народа, бывали так часты и сильны, что дали повод к поучительной остроте: “если епископы не одолели Церкви, то врата адовы не одолеют её”» (Там же. С. 126). «Ереси начинались не в народе, а именно в иерархии» (Аксаков Н. Духа не угашайте! М., 2002. С. 76).

297 Фактами подтвердив идею («ложь есть действительно догмат новой церкви»), развивал её Мельников, насчитав аж 9 таких догматов, в т. ч. «самый ужасный – убийств, казнения» и «цезарепапизма – преклонение перед царской властью, даже признание её заменяющей Самого Христа» (Мельников Ф. Краткая история… Барнаул, 2006. С. 91, 95). Эти грехи обличал и Свенцицкий, но никогда не называл их догматами, а ересь не считал «новой церковью».

298 «…Мы все в отношении к христианству становимся в довольно странное положение: именно, забывая как бы, что христианство – не теория только жизни, и главным образом внешней, которую (теорию) можно по своему вкусу урезывать и переделывать, а исключительно жизнь, жизнь внутренняя, новая, особенная и цельная, не позволяющая никаких изъятий и ограничений <…> Мы усиленно отбиваемся от мысли и как бы тяготимся сознанием, что нужно всецело отдать себя христианству; не его приспособлять к своим вкусам, а себя и свою жизнь к его требованиям и пересоздать себя по нему» (Феодор (Поздеевский), сщмч. Указ. соч. С. 186–187).

299 «Выйдет человек из Церкви – и идёт в неосвящённый мир, и там живёт, работает, участвует в творчестве, в созидании, в организации нового общества, участвует во всём, что творит этот мир, участвует в неосвящённой, нехристианизированной, чуждой христианству и Церкви среде. И так он живёт шесть дней, а на седьмой день он снова идёт в храм, чтобы пожить церковной жизнью. <…> Вот этот дуализм, этот разрыв между миром и Церковью стал исторической трагедией христианства» (Виталий Боровой, протопр. Указ. соч.).

300 Никео-Константинопольский символ – краткое изложение главных истин христианской веры, утверждённое на I и II Вселенских Соборах.

301 1 Кор.7, 23.

302 Ср.: Лк. 6, 27–35; Рим. 12, 17–21.

303 Мф. 5, 28, 34; 19, 18, 21. Подр. см.: С-I. 684, 689.

304 1 Кор. 12, 27; Еф. 5, 30.

305 «Всякий нечистый, собственно, есть вне тела Церкви, отделён ли он форменно или нет» (Феофан Затворник, свт. Начертание христианского нравоучения. М., 1998. С. 434); «Человеческая связь остаётся нетронутою; но рушится для отпавших таинственная связь между ними и Церковью» (Хомяков. 2, 176). Благодатная формула «Это не грехи Церкви, а грехи их перед Церковью» (Валентин Свенцицкий, прот. Диалоги. М., 1995. С. 97) вызревала уже тогда.

306 «По своей внешней форме арианство так же церковно, как православие, но арианству не доставало того духа, который есть внутренняя жизнь Церкви» (Хомяков. 2, 182).

307 Деций Траян (201–251) – римский император с 248; объявил обязательным участие в культе Гения императора, противящиеся этому христиане заключались в тюрьмы и подвергались казням. Церковь явила сонм мучеников, но жестокие гонения вызвали и массовое отступничество.

308 Константин I Великий (274–337) – римский император с 306; даровал подданным свободу вероисповедания, жил в двоеверии, одевался и вёл себя, как восточный деспот: носил крашеные накладные волосы, множество ожерелий и браслетов, последние годы царствования отмечены клятвопреступлением, беспричинными казнями (в т. ч. жертвами стали его сын и жена), закрепощением крестьян и безумной пышностью двора, склонением к ереси арианства (подверг гонениям свт. Афанасия Великого, крестился перед смертью у арианского епископа). Впоследствии римский сенат счёл Константина достойным возведения в боги, а Православная церковь прославила в чине равноапостольного (происхождение величания: в одном из храмов Константин среди символических гробниц апостолов приготовил 13-ю – для себя). «Это даже не самозванство – а цинизм, доходящий до издевательства».

309 «…Вся острота и двусмысленность “константиновского периода” церковной истории вытекают из этого первого парадокса: первый христианский император оказался христианином вне Церкви и Церковь молчаливо, но с полной искренностью и верой приняла и признала это. <…> “Номинальное” обращение: таково обычно первое впечатление от четвёртого века. <…> Но видим ли мы нравственное обновление общества? Влияние христианства на законы, обычаи, на все принципы принявшего его государства? <…> Итоги четвёртого века с этой точки зрения более чем отрицательны, они поистине трагичны» (Александр Шмеман, прот. Исторический путь православия.