Возможно, «западники» покинули крепость через Тереспольские ворота. Там, в подвале 333 сп, в это время события развивались по не менее жесткому варианту. Обе стороны — и решившие сдаваться, и не собирающиеся этого делать — быстро исчерпав все аргументы, прибегли к «последнему доводу».

Мл. военфельдшер А. К. Леонтьев, находившийся в подвале 333 сп, свидетельствует: «С первых дней войны поляки — средних лет, взятые на 3-месячную переподготовку, находившиеся в нашей части, пытались сдаться, сеяли панику и страх… Однажды поляки и часть наших пытались сдаться, начали выходить на плац. Мы дали огонь с левого крыла и центра. [Они] вернулись назад»[962].

Несколько иначе поступил А. М. Кижеватов. «Группа защитников, человек 5–7, направилась в сторону острова. Кижеватов хотел их расстрелять, но передумал. Сказал: „Зачем тратить патроны на своих? Пусть их расстреляют немцы“»[963].

Но от открытия огня по двум немецким солдатам, пытающимся подобрать брошенное сдающимися оружие, бойцы не удержались: «А вот это, гады, не трогайте! Не ваше!» Выстрелы грохнули необычно громко, среди уже начавшей было устанавливаться тишины — и те двое грузно рухнули прямо на оружие…

«Первыми сдавались в плен переодетые немецкие диверсанты», — пишет С. Т. Бобренок, мл. сержант 3-й комендатуры 17-го Краснознаменного пограничного отряда[964]. В подвале 333 сп, где находился Бобренок, противостояние быстро достигло крайней степени — несколько человек выступали за сдачу в плен особенно энергично, призывали выходить и других — в ответ на попытку пресечь их действия открыли огонь… Говоря об этом, Бобренок уже не пишет о «переодетых диверсантах», скорее об обострившихся классовых противоречиях: «Это его отец рубил топором моего отца, когда тот выгребал из навозных кулацких ям хлеб для умирающих с голоду детей. Это он, кулацкий выродок, годами таил свою злобу и в трудный час стрелял в спины моих товарищей, здесь, в крепости Брестской»[965].

Паникеров удалось обезоружить и расстрелять — решающую роль в этом сыграли пограничники.

Тем не менее, несмотря на крушение обороны, Кижеватов не собирается отказываться от плана по срыву немцам переправы. Сжав зубы, не обращая внимания на начавшийся развал, он, запасшись патронами, с несколькими пограничниками готовится уйти знакомой тропой — через дамбу на Запальный, а там вдоль берега, под защитой насыпи — на север острова. Здесь, на Цитадели, уже ничего не добьешься — немцы вот-вот войдут, либо через оставленные позиции у Холмских, либо через разгромленные — у Тереспольских.

Пока немцы прекратили артогонь, принимая пленных, и не вышли вновь к восточному берегу Западного — надо идти. И Кижеватов уходит.

…Сдающиеся в плен покидали Цитадель тремя маршрутами — основными из них были Бригидские и Трехарочные ворота. Многие вышли и через Тереспольские, хотя сейчас, днем, решительные действия пограничников и поубавили их поток. Выходящие через Бригидские (там их садили в резиновые лодки и переправляли через Мухавец) складывали оружие в полосе II/I.R.135, Трехарочные — I/I.R.135, где-то там, среди кустарника, верб и тополей с сорванной обстрелами листвой немцы и поставили агитмашины.

В тот день «переодетые диверсанты» ранили и А. И. Махнача — он выполз на плац и «начал пристреливать новый ППД… Вдруг почувствовал, что словно электротоком пронзило мне левую ногу. Превозмогая сильную боль, оглянулся. За мной с пистолетом в руках лежал какой-то боец. Только я хотел спросить у него, кто мог со стороны наших казарм стрелять, как он опять открыл по мне огонь. Не целясь, я выпустил по нему целый диск. Выяснилось, что это был переодетый в красноармейскую форму немецкий унтер-офицер»[966]. На участке 455 сп «переодетые» убили старшину Попова, кроме того — бросили гранату под ноги группы командиров, и лишь благодаря быстрой реакции заместителя политрука Александра Смирнова она не взорвалась. Однако политруку П. П. Кошкарову повезло меньше — гранатой, брошенной «фашистами, проникшими в наши казармы», он был ранен, убито трое бойцов. Кошкаров свидетельствует, что враги, оказавшиеся в казармах 455 сп, стреляли из-за угла в красноармейцев, но особенно выслеживали командиров[967].

В секторе 44 сп агитация роты пропаганды также нашла отклик — хотя большинство бойцов решили продолжать сражаться, «нашлись и слабонервные. Некоторые старались переплыть Мухавец и сдаться в плен немцам, но все они находили приют на дне Мухавца; с некоторыми приходилось расправляться внутри крепости»[968]. «Если бы гитлеровцы не трусили и предприняли штурм западной части казарм в том духе, как это было в первые дни осады, они нас всех без труда перебили бы. Но фашисты преувеличивали наши силы и способности к сопротивлению, по-видимому, имели столько потерь, что на новые не решались», — справедливо подмечает А. Н. Бессонов[969].

Несмотря на тяжелое положение, большинство из защитников о сдаче и не думали, напротив — А. И. Махнач: «В это время проходило южнее крепости до полка наших самолетов. Это вселило в нас уверенность в нашей близкой победе»[970], о вере в победу свидетельствует и Иван Долотов: «…О сдаче не было даже мысли; на севере за валами, идущими вдоль Мухавца, все время слышалась ожесточенная пулеметная и винтовочная стрельба вперемешку с артиллерийской и мы были уверены, что из Бреста к нам прорываются наши войска и что бой идет где-то уже у главных ворот»[971].