Говоря о капитуляции 23 июня, нужно заметить, что при желании продолжающие оборону защитники могли бы без особого труда покосить пулеметами тех, кто пытался сдаться. Идти в плен предстояло по открытым пространствам. Однако этого не произошло.

Есть два варианта объяснения: 1) Не так-то легко стрелять в бывших товарищей, пусть это требует и командир. Но вспоминать о том, что не стрелял — нельзя, гуманизм противоречит суровым законам войны. Возможно, абзацы о расстрелах сдающихся вписаны уже с требованиями послевоенной обстановки. По крайней мере, в немецких донесениях говорится лишь о том, что «комиссары препятствуют сдаче с оружием в руках», но не о расстрелах сдающихся в спину или междоусобице в подвалах; 2) 22 июня, когда о долгой осаде и не думалось, патроны расходовались так щедро, что 23 июня проблема боеприпасов обострилась настолько, что лишнего выстрела старались не делать.

Тем временем последние защитники оставили Холмские ворота — С. М. Кувалин, в это время находящийся у пулемета на развалинах Белого дворца, вспоминал: «Мимо меня пробежали человек пять бойцов, среди них оказался Сергей Волков, он учился в оружейной мастерской, я спросил его: „Куда бежите?“ Он ответил, что штаб 84-го стрелкового полка заняли немцы… Оставшись один, я переполз в ту часть здания на берегу реки Мухавец, где обороной руководил старшина В. Э. Меер; здесь было человек 50 бойцов. От них я узнал, что все это здание занимают наши, здесь находится штаб обороны, которым руководит Фомин»[972].

Еще раньше, около 16–17 часов, начал рваться склад боеприпасов в казармах 84-го полка. Взрывы пачками вперемешку с одиночными выстрелами продолжались несколько часов.

18.00. Солдаты Квизда, блокирующие вместе с саперами подвал Брестского вокзала, начинают прочесывание привокзальной территории. Результат не очень впечатляющ: кроме нескольких единиц огнестрельного оружия, ничего не найдено.

18.15. Грохот рвущихся на горящем складе 84 сп боеприпасов заглушили разрывы тяжелой артиллерии — начался новый артналет по Цитадели.

18.30. Русские начинают выбегать из Цитадели, сдаваясь в плен.

18.47. Русские возобновили огонь (сообщение от I.R.133).

18.55. Обстрел закончен. Вновь из громкоговорителей раздаются призывы к сдаче в плен. Часть защитников продолжают выходить, складывая оружие на Северном острове. Йон, на основании их допросов, делает вывод, что гарнизон проявляет отчетливое желание сдаться, но, по словам перебежчиков, комиссары ему в этом препятствуют. Решено назначить новый срок сдачи — до 20 часов 30 минут. Впрочем, русских выходит столь много, что, возможно, новый обстрел и не потребуется?

Во время, очевидно, господствующей в цитадели неразберихи нескольким немецким солдатам вновь удается пробиться из укрепления Центральной цитадели, что оценивается как дополнительное подтверждение впечатления о том, что боевой дух русского гарнизона отчетливо ослаблен.

Их выход, очевидно вместе с пленными, наблюдал и Лео Лозерт: «Выходили еще и остатки I.R.135, и раненые»[973].

19.00. Гауптман Галль (командир 21-см мортирного дивизиона) подтверждает, что русский возобновил стрельбу.

…В это время, к 19 часам Лерман закончил подготовку к штурму столовой[974]. Продолбили стену между кухней и коридором первого подъезда. К группе курсантов полковой школы 44 сп, где находился Ф. Е. Забирко, подошел командир и предложил: «Желающие выбить немцев, пошли за мной». 6–7 курсантов последовали за ним. Всего для штурма столовой набралось 10–12 человек. С гранатами и пистолетами они спустились по лестнице на нижний этаж, и встали перед почти готовым отверстием в кухню.

Другая группа, поместив две связки гранат в пробитые в полу штаба отверстия, над кухней, забросав их матрасами, взорвала их — пробив потолок над кухней. Сразу же в образовавшееся отверстие полетели гранаты, почти одновременно мощные взмахи кирок доломали стены, и в кухню, предварительно бросив гранаты в пролом, ворвались бойцы[975].

Иссеченная осколками кухня была пуста — возле котлов стоял ящик с жиром; видимо, в ночь на 22 июня повар еще не успел заправить суп.

Пройдя из кухни в раздаточный цех, бойцы увидели в стороне дверь, ведущую, очевидно, в кладовую. Оттуда послышался шорох — бойцы насторожились. На оклик и требование выходить никто не отозвался. Стало ясно, что там спрятались немцы — одна за другой в кладовую полетело несколько гранат. Спустя минуту раздался женский голос: «Выходят». Из кладовой показалось трое немцев с поднятыми руками, осыпанные штукатуркой, и женщина с мальчиком 3–4 лет на руках. Кто-то из бойцов взял у нее ребенка, и тот доверчиво прижался к нему. Женщину, еще не оправившуюся от переживаний, под руку отвели к своим.

Однако оказалось, что оставшиеся немцы спрятались в подвале под столовой, там же — две женщины и кухонный наряд, захваченный немцами в плен еще утром 22 июня. Выбить их решили, закидав гранатами через подвальные окна. Н. М. Морозов: «Путь к подвальным окнам был труден, так как ползти надо было по открытой местности. Нам выдали всего по четыре гранаты. Мы по-пластунски стали добираться до своей цели. Оказавшись у окна, я бросил туда одну гранату. Она взорвалась. В это время Горбачев переполз на другую сторону окна. Бросили еще по одной гранате, как вдруг после взрыва мы услышали женский голос:

— Не бросайте больше! Немцы сдаются!

Тогда мы сказали той женщине, чтобы немцы раздевались до белья и по одному выползали в окно. Смотрим — правда, стали немцы один за другим шесть человек вылезать в окно в одном белье. Мы спросили женщину, есть ли еще? Она ответила, что нет, осталось двое убитых»[976].

Вероятно, эти 9–11 немцев в столовой были сломлены почти двухдневным боем — это и облегчило задачу обновленной уже не раз группе Лермана. Пленных, обыскав, под охраной доставили для допроса на второй этаж, где лежал некий раненый лейтенант, прибывший лишь накануне войны из военного училища, знавший немецкий язык. Он-то и проводил допрос. После его завершения немцев заперли в каптерке под лестницей.