сородичами задачей, Джупитер тут же упирался в главную загвоздку. У любого волшебства, будь то перемещение предметов, изменение структуры веществ, ментальные чары и прочее, имелась некая основа, так называемый трансцендентный прообраз. Такие прообразы обычно закладывались с рождения: в людей благодаря истоку, в орфов – благодаря волшебным костям. Для придания особых свойств чаройту и иных чар ангелы создавали новые трансцендентные прообразы с помощью внутренней способности к творчеству. Однако эта способность была применима лишь к тому, что ее обладатель считал благом; а Джупитер никак не мог заставить себя считать благом создание предмета, аккумулирующего энергию за счет душ погибших людей. Если бы в его руки попало демоническое веретено, он мог бы скопировать прообраз с него и модифицировать; но он понятия не имел, как выйти на контакт с представителем Ада и уж тем более как заставить его показать ангелу устройство веретена.

Будучи опытным исследователем, Джупитер знал, что зацикливаться на одной проблеме нет смысла, поэтому он отложил ее в дальний ящик, предоставляя подсознанию пассивно искать решение, и сосредоточился на другом аспекте. То, что ему предстояло создать, должно было стать еще одним, седьмым по счету артефактом из чаройта с мощностью, исходя из функций, превышающей мощность первых шести во множество раз. Корпя над набросками и расчетами, Джупитер понял, что располагает очень скудными сведениями об истории создания шести артефактов Гармонии, что было неудивительно, учитывая ее тысячелетнюю давность. И все же его волновал вопрос: почему шесть артефактов ослабли со временем? Когда-то они были столь сильны, что смогли гармонизировать весь эфир, но затем, учитывая способности, которыми наделялись электы, их мощность значительно упала. Джупитер по крупицам собирал информацию о том, что было тысячу лет назад, выстраивая модели и вычисляя параметры племени Онде-Орф тех времен, и однажды пришел к выводу, что того количества чаройта, которое орфы могли получить благодаря умершим собратьям, не хватило бы для создания шести артефактов. Но тогда откуда они его взяли?

Он долго ломал голову, а когда озарение наконец снизошло на него, подивился, что не догадался об этом раньше. Орфы использовали собственные кости, изымая их из самих себя при жизни. Безусловно, в этом было мало приятного, но у них отрастали новые благодаря эфирным способностям, которые позже стали известны как дар Вампира, и по сути орфы ничего не лишались, производя ценнейшее сырье практически из воздуха. После недолгих колебаний Джупитер отсек себе палец, очистил его от плоти, изучил полученный материал и установил, что тот действительно превосходит чаройт умерших орфов. Недолго ломая голову над названием, он окрестил его ультрачаройтом и после ряда экспериментов, включавших забор материала у очень старого орфа по имени Эсшах, собиравшегося со дня на день уйти на вечный покой, выяснил, что ультрачаройт становится обычным чаройтом со смертью носителя, из которого был извлечен. Это объясняло, почему шесть артефактов стали слабее через несколько лет после воцарения Гармонии.

Уже тогда Джупитер начал понимать, что его будущее творение должно быть создано именно из ультрачаройта, чтобы совладать с энергией, которую ему предстояло впитать. Это невероятно удачно соотносилось с планом орфов о принесении обета забвения, к церемонии которого весь клан усиленно готовился, гарантировавшего сохранность шестерых близнецов на ближайшие двести лет. Юноша-гарпия мысленно предвкушал, как объявит своим братьям и сестрам о том, что от них требуется, заставив их крепко пожалеть, что они были избраны… Он помнил свое удивление, когда узнал, что в Реверсайде близнецы рождаются как две капли воды похожими друг на друга. Нет, это был не их случай, определенно.

Но прежде предстояло вычислить, сколько материала понадобится, а для этого Джупитеру нужно было четкое понимание того, что он намеревается создать. Он не смог установить, как пересекались демоны с ангелами ранее и не были ли их встречи просто домыслами, и потому не видел другого выхода, кроме как попытаться заключить контракт. Он стал проводить много времени в уединенных местах Реверсайда – в горных ущельях, одичавших садах, поймах ручьев – неизменно склонившись над своей записной книжкой и ожидая, когда к нему явится демон. И тот явился, хотя и не так скоро, как рассчитывал Джупитер; и уж конечно он не мог знать тогда, что эта встреча предопределит его будущее на два века вперед.

Это был теплый южный вечер на побережье одного из островов Атлантума. Сидя на безлюдном пляже, где песок был чистым и розовым, как лепестки вишни, Джупитер невольно отвлекся от расчетов и залюбовался заходившим за горизонт солнцем, хотя в тот период жизни старательно отвергал в себе любые созерцательные порывы. Он так много работал над артефактом в последнее время, что совсем позабыл про отдых и сон, но в тот предзакатный час усталость вдруг навалилась на него неподъемным грузом. Загипнотизированный шепотом волн и джунглей, нарушавшимся отдаленными криками морских дрейков, он не сразу заметил, как поблизости загорелся красный круг. А, повернувшись, вздрогнул: чудище, что предстало перед ним, выглядело особенно несуразно и отталкивающе на фоне окружающего живописного пейзажа. Высотой примерно в два человеческих роста, оно напоминало помесь полуразложившихся трупов разных животных и источало гнилостный смрад. Будучи не робкого десятка, Джупитер превозмог отвращение и осмотрел его с интересом ученого, в конечном счете сталкиваясь с существом взглядом, и вдруг… узнал его.

Хотя одна из теорий Джупитера предполагала то, что демоны, как и ангелы, являются орфами, все же он был поражен. Вероятно, он бы не узнал одного из своих сородичей в чудовище, которое призвал, если бы ему не приходилось тесно общаться с ним совсем недавно. Это был никто иной, как Эсшах, тот орф, который предоставил ему материал для опытов с ультрачаройтом и умер всего несколько дней назад.

И даже два века спустя Джупитер хорошо помнил слова, которые в тот день от него услышал.

«Знаешь, на что похожа смерть? Нет, не та смерть, после которой ты возрождаешься благодаря дару Феникса. В той смерти бывает боль, обида и злость. Но в настоящей смерти все по-другому. В ней есть только вихрь сожалений. Мыслей о том, что ты мог бы сделать, но уже никогда не сделаешь. Потому что смерть – это конец. Конец всего. Конец тебя.

Некоторые из нас не могли смириться с этим. Лишь умирая, мы понимали, что прозябали в Эдене всю жизнь, не насладившись ничем из того, что она может предоставить. И тогда в момент гибели научились создавать крохотную искорку из тьмы посмертных разочарований, рождать надежду среди беспросветного отчаяния, надежду для самих себя, обреченных лишь на мрак и тлен.

Знаю, дитя, ты