включал двенадцать человек, обладавших большой свободой действий. Предполагалось, что присяжные принимали решение о виновности подсудимого, если об этом однозначно свидетельствовали представленные улики. Для того чтобы отменить решение большого жюри присяжных, требовались исключительно веские основания.

Вечером накануне решающего заседания присяжных медперсонал частично открывшегося Мемориального медицинского центра, который теперь принадлежал компании «Очснер» и снова назывался Баптистской больницей, собрался в новоорлеанском загородном клубе на первый после урагана «Катрина» банкет. Фонд, предназначенный для организации подобных мероприятий, судя по всему, значительно пополнился. Светский обозреватель «Таймс-Пикаюн» в своей колонке не преминул упомянуть о том, что меню включало канапе с фуа-гра, черепаховый суп и вареные креветки, а также – в качестве основных блюд – шатобриан и форель в соусе из крабового мяса. На десерт были поданы крохотные французские пирожные.

Утром следующего дня, 24 июля 2007 года, в здание уголовного суда Нового Орлеана, то самое, где укрывался от урагана Фрэнк Миньярд, прибыли десять из двенадцати присяжных заседателей. Даже на глаз было заметно некоторое противоречие между большими амбициями этого учреждения и его скромным государственным финансированием, которое не помог скрыть даже ремонт после урагана, сделанный на деньги Федерального агентства по управлению в чрезвычайных ситуациях. Впрочем, присяжных собрали на впечатляющем, отделанном мрамором втором этаже. Их проводили в один из залов судебных заседаний, обозначенный буквой Е, – с украшенным лепниной потолком, огромными окнами в массивных рамах и большими люстрами в стиле ар-деко. Правда, во многих плафонах, раскачивавшихся от нагнетаемого кондиционером воздуха, отсутствовали лампочки. Над входной дверью между двумя колоннами из черного мрамора заметно поблекшими буквами было начертано изречение английского ученого-правоведа XVIII века сэра Уильяма Блэкстоуна: «Человеческие законы имеют декларативный характер и подчинены божественному закону».

Среди членов большого жюри присяжных было восемь женщин и двое мужчин. Шестеро были белыми, четверо – чернокожими. Один из первоначально отобранных присяжных за то время, пока жюри рассматривало дело, умер, так что его пришлось заменить другим. На скамьях, похожих на церковные, лицом к девизу штата Луизиана («Союз, справедливость и уверенность»), расселись зрители.

Сотрудники офиса окружного прокурора подготовили для большого жюри обвинительный акт по делу Анны Поу, включавший десять пунктов: убийство второй степени – этот пункт касался гибели Эмметта Эверетта, и девять обвинений в заговоре с целью совершения убийства второй степени в отношении пациентов «Лайфкэр», которые находились на седьмом этаже Мемориала, включая того же Эверетта.

Это означало, что присяжные должны были решить, дают ли имеющиеся улики основания полагать, что у Поу «определенно имелся умысел к совершению убийства» (согласно законам штата Луизиана, формулировка «убийство второй степени» предусматривала обязательное наличие такого умысла).

После того как присяжные вернулись из совещательной комнаты, судья Калвин Джонсон зачитал все десять пунктов обвинения. Затем он изучил вердикт, представленный жюри в письменном виде, и произнес: «Обвинения не обоснованы». Большое жюри отвергло все десять обвинений, предъявленных Анне Поу.

* * *

Толпа репортеров собралась в здании уголовного суда еще до рассмотрения присяжными дела Анны Поу – они приехали пораньше, чтобы успеть сообщить об оправдании бывшего офицера полиции, которого обвиняли в избиении человека после урагана «Катрина» (это было снято на видео). Судя по всему, журналисты заранее знали, чем закончится рассмотрение дела Мемориала. Они сразу же окружили помощника генерального прокурора штата Джули Каллен, как только та вышла из зала суда. «Наша позиция остается прежней: это было убийство», – заявила она.

Репортеры заглянули и во временный офис окружного прокурора, пол в котором был застлан испачканным пятнами ковровым покрытием: им хотелось зафиксировать мнение Эдди Джордана, которое расходилось с оценкой офиса генерального прокурора штата. «Мы уважаем решение, принятое большим жюри, – заявил тот на пресс-конференции. – Я согласен с присяжными». Таким образом, дело было закрыто – во всяком случае, в Новом Орлеане.

Вечером прокурор Майкл Моралес окинул взглядом сваленные в углу его небольшого кабинета коробки, в которые были упакованы вещественные доказательства по делу Мемориала. Он знал, что это было последнее дело об убийстве, которое он вел в Новом Орлеане. Его подразделение было расформировано, на место тех, кто входил в его состав, уже были назначены другие люди.

Самого же Моралеса отправили заниматься менее тяжкими преступлениями. В разговорах с другими людьми он то и дело повторял, что исход дела не вызвал у него никаких чувств, что ему все равно и что главный урок, который он извлек для себя из этого процесса, заключается в том, что эвакуировать больных из лечебных учреждений нужно до начала урагана.

В офис окружного прокурора то и дело приходили письма с осуждением тех, кто возбудил дело против Поу и пытался добиться для нее уголовного наказания. Впоследствии Майкл Моралес признал, что ни он сам, ни окружной прокурор Джордан не были уверены, что на суде позиция обвинения восторжествует. Рассказал он и о том, что его непосредственный руководитель, грубоватый и мрачный помощник окружного прокурора Фамуларо, не скрывал своего двойственного отношению к делу Анны Поу. «Мы весьма уважительно относились к адвокату обвиняемой и его аргументам и вовсе не собирались во что бы то ни стало добиваться обвинительного приговора для его подзащитной», – заявил Моралес. Он объяснил это тем, что Поу не была обычной уголовницей, обвинявшейся в убийстве. В то же время Моралес пояснил, что, поскольку судья подписал ордер на арест Поу, и к тому же имелось много свидетелей, желавших дать показания по делу, у сотрудников офиса окружного прокурора не было оснований уклоняться от выполнения своих обязанностей.

По мнению Моралеса, он хорошо представлял себе, что именно произошло в Мемориале и что то же самое можно было сказать о присяжных. Иначе какой им был смысл заявлять, что они не нуждаются в дополнительных уликах и готовы принять решение?

Единственное, о чем он жалел как человек, по-настоящему «погрузившийся» в дело Мемориала, – так это о том, что информация, предоставленная большому жюри, не могла быть раскрыта широкой общественности. По мнению Моралеса, слушания в конгрессе дали бы куда больше шансов наконец узнать всю правду о событиях в Мемориале, чем судебный процесс. Но он был совершенно уверен, что открытого обсуждения случившегося в больнице не будет никогда.

* * *

Генеральный прокурор штата Луизиана Чарльз Фоти в тот же день провел пресс-конференцию в Батон-Руж. Его сотрудники раздали собравшимся копии заключений экспертов-криминалистов, в которых говорилось, что пациенты Мемориала не просто умерли, а были убиты.

Фоти подверг присяжных критике за то, что они не учли мнение специалистов и родственников умерших. Несколько дней спустя он опубликовал колонку в «Ю-Эс-Эй тудэй», где, в частности, написал: