Александра черпала силу из одного лишь прикосновения Распутина. Но собственная его жизнь явно выходила из-под контроля. Из показаний Марии Головиной:

Это же замечали и другие. Издатель Филиппов отмечал, что, приходя к нему, Распутин сразу же стремился как можно быстрее напиться, а потом требовал цыган и развлечений. Георгий Сазонов заявил Комиссии:

Сазонов говорил, что Распутин пил от угрызений совести, пытаясь избавиться от боли, связанной с осознанием глубины своего падения. Матрена приписывала пьянство тяжелым предчувствиям: «В конце 1916 года какая-то черная туча сгустилась над разумом моего отца. Начал ли он сознавать враждебность, которая окружала его и целью которой он был? Или у него было тайное предчувствие близкой смерти?»3

Другие полагали, что к осени 1916 года Распутин точно знал, что находится в опасности. Он ощущал угрозу и просил, чтобы охрана его была усилена. Однажды на Гороховую пришла какая-то дама. Распутин почувствовал опасность и сказал, чтобы она показала ему, что у нее в правой руке. Дама наставила на Распутина револьвер, сказав, что пришла убить его, но, увидев его глаза, поняла свою ошибку4. Возможно, Распутин уже смирился с тем, что скоро умрет. Через год после убийства Матрена записала в дневнике, что он часто говорил: «Смерть – мой дружочек»5.

25 октября (по новому стилю) в Париже умер Жерар Анкосс (Папюс). В 1905 году он предсказал Николаю, что использует всю свою силу, чтобы предотвратить революцию в России, но после смерти его сила иссякнет. Некая мадам Т. сказала послу Палеологу, что она видела в руках мадам Головиной письмо от Папюса к Александре касательно Распутина, которое заканчивалось словами: «С каббалистической точки зрения, Распутин подобен сосуду в ящике Пандоры, содержащему в себе все пороки, преступления и грязные вожделения русского народа. В том случае, если этот сосуд разобьется, мы сразу же увидим, как его ужасное содержимое разольется по всей России…» По-видимому, императрица показала это письмо Распутину. «Когда императрица прочитала это письмо Распутину, он просто ответил ей: “Но я же говорил тебе это много раз. Когда я умру, Россия погибнет”»6.

Группа депутатов Думы вызвала Протопопова в квартиру Родзянко 1 ноября. Они были в ярости от того, что один из них согласился служить с таким человеком, как Штюрмер. Не понравилось депутатам и освобождение Сухомлинова. Они хотели, чтобы Протопопов объяснил свои отношения с Распутиным. Им казалось, что он предал их, стакнувшись с врагом. Депутаты потребовали, чтобы Протопопов немедленно подал в отставку. Он оказался в западне. Он думал, что его пригласили для разговора, а не для допроса и осуждения. Протопопов объяснил, что Сухомлинов не был освобожден, а просто выпущен из тюрьмы и теперь находится под домашним арестом. Касательно Штюрмера Протопопов сказал, что для него главное – это любовь к царю, и он чувствует своим долгом служить, не обращая внимания на других членов правительства. Отвечать же на вопросы о Распутине он отказался, особенно на вопрос, действительно ли Распутин сыграл какую-то роль в его назначении. «Это секрет», – сказал он Милюкову. Депутаты заявили Протопопову, что он позорит Думу и октябристов. Когда Протопопов уходил, Милюков оскорбил его перед всеми, заявив: «Вы ведете на гибель Россию». А Шульгин назвал его «Иудой»7.

Протопопов рассказал о своих отношениях с Распутиным Комиссии так:

Депутаты Думы подозревали Протопопова еще и из-за слухов о его поездке за границу в июне. Он путешествовал по Европе с делегацией членов Думы и Государственного Совета, встречался с английским королем Георгом V и королем Италии Виктором Эммануилом. Во время возвращения через Швецию Протопопов и еще два члена делегации, граф Дмитрий Олсуфьев и Александр Васильев, встретились с Фрицем Варбургом, советником германского посольства и братом влиятельного гамбургского банкира Макса Варбурга. Характер этой встречи долгое время оставался предметом слухов и сплетен. Говорили, что Протопопов встретился с Варбургом, чтобы проверить готовность Германии к идее сепаратного мира; другие утверждали, что, хотя это и было целью их беседы, Протопопов действовал не по собственной инициативе, а по инструкциям русского посла Анатолия Неклюдова. Оба слуха были неверны. Как вспоминал Неклюдов, идея встречи принадлежала Протопопову, хотя он не собирался говорить о сепаратном мире, а хотел получить общее представление о настроениях в Германии – такую же информацию он собирал во Франции и Англии. Когда слухи о этой встрече – что неудивительно, в искаженной форме (якобы Протопопов встречался не с Варбургом, а с немецким послом) – дошли до России, против Протопопова возникло всеобщее возмущение. Люди не могли представить, как человек, сделавший карьеру в Думе на поддержке войны, может стать шпионом и предателем на службе темных сил. Статьи в прессе вызывали гнев читателей. Вернувшись домой, Протопопов еще более усугубил ситуацию, весьма противоречиво рассказав о том, что происходило в Швеции9.

Шифрованная телеграмма из германских архивов показывает, что враги России развернули хитроумную кампанию дезинформации. Довольный чиновник посольства докладывал в министерство иностранных дел о том, что в результате этой встречи Протопопов и Олсуфьев «были ошибочно обвинены в участии в мирных переговорах», и описывал, как вся эта история освещалась в русской прессе. Немцы искусно подбрасывали информацию о том, что Штюрмер хочет передать Польшу Германии и считает, что Англия хочет погубить Россию. Это был заговор германской пропаганды10.

Представители Франции и Англии в Петрограде относились к возможности сепаратного мира очень серьезно. «Опасность реальна, – писал чиновник французского посольства, – и очень велика». Друзья при русском дворе и в министерстве иностранных дел говорили французам: «Готовьтесь, на днях вас ждет сюрприз. Вы предприняли меры предосторожности? Вы со всем разобрались?»11