– Чего теперь выть, – пряча смущение, сказал Мат­вей. – Раньше надо было думать.

– Сделайте обратно-о-о…

– Какой он хитрый, да? – сказал Олик. А Маркони проговорил задумчиво:

– Насчёт обратно надо крепко подумать. Айда, люди, на двор, посоветуемся. А вы… а ты, Стёпа, сиди здесь и ни-че-го не касайся. Если что сломаешь, никакое “обратно” не получится совсем.

На дворе много не спорили, единодушно решили: пре­вращать Стёпу в Степана Степаныча нет сейчас никакого резона. Он может очень навредить и сорвать Антошкин старт. А с пацаном справиться легче. В случае чего можно и по шее…

Так Стёпе и заявили, когда вернулись. Он попробовал зареветь снова. Матвей сказал:

– Постыдился бы. Здоровый парень, толще всех, а слёзы льешь как дошкольник.

– Да-а… А как я буду… такой-то…

– Потерпишь, пока Антона не отправим. А там посмот­рим на твое поведение.

– Каких-то четыре недели, – утешил Андрюша.

– Целый месяц! У меня же магазин, дело!.. А что я жене скажу! Да она меня и в дом не пустит…

Стёпе сказали, что жена – это его личная проблема.

– Я… я в милицию пойду! И всё про вас…

Стёпе наперебой объяснили, какой он дурак. Преобра­зователь без программы не действует, а она взрослым не­известна. Кто поверит мальчишке, что его превратили из большого дядьки с помощью старой бочки, опутанной про­водами? Решат, что удрал из дома, и для начала отправят в детприёмник. Или ещё хуже – на проверку мозгов.

–Так что, Стёпа, веди себя хорошо и не возникай, – подвёл итог Матвей.

Стёпа произнёс уже безнадежно:

– Но куда же я такой… Я так не умею…

– А как мы живём?! – возмутился Пека. – Всю жизнь мальчишки и то ничего, терпим, а он один месяц не может!

– Я уже отвык…

– Привыкнешь, – сказал Маркони. – Вот Антошка раньше вообще никогда не был человеческим ребёнком, и то привык… – Скрывать все эти дела не имело смысла. Всё равно слова Лошаткина никто не принял бы всерьёз, сколько он ни выдавай ребячьи секреты.

Стёпа посопел, поморгал, подумал. И прежний Степан Степаныч зашевелился в нём снова. Лошаткин запахнул пиджак, сел на топчан и заговорил уже иначе. Солидно:

– Только я вот чего не понимаю. Зачем вам от своего счастья-то отказываться?

И поведал свои планы.

Его, Лошаткина, пусть опять превратят во взрослого. Затем все они объединятся в одну торговую компанию. Ан­тошка будет производить товар, а магазин “К Вашим услу­гам” товар этот станет продавать. За месяц без больших трудов станут все миллионерами.

– И не думайте, что обману. У меня в коммерции сло­во железное… А если надумаете заняться торговлей без ме­ня, ничего у вас не выйдет. Нету у вас ни опыта, ни ма­газина…

Нельзя сказать, что все сразу и единодушно отвергли предложение. По правде сказать, было в нём немало со­блазнительного. Антошка, сообразивший наконец, какими он обладает выгодными способностями, осторожно сказал:

– А что… Если вы хотите, можно попробовать. Мне это нетрудно…

Задумались, запереглядывались. Но без радости, со сму­щением. И наконец нарушил молчание Андрюша:

– Это хорошо… только почему-то противно.

– Почему?! – искренне удивился Стёпа Лошаткин. – Всё же будет честно!

Сеня возмутился наконец:

– Кап к нам за сто четырнадцать парсеков прилетел, а мы из него дойную корову сделаем, да?! Антошка, не вы­думывай!.. Что про нас тогда во всей Галактике скажут!

– Скажут, что умные, – убежденно ответил за Ан­тошку Стёпа. Антошка же тихо повторил:

– Мне ведь и правда нетрудно. Если это надо… Вы хо­тите?

– Мы не хотим, потому что получится, будто мы все такие, как Степан Степаныч, – подал голос Олик.

Он, Олик стал теперь увереннее в себе. Пека ничуть не обижался на его случайную обмолвку при Кутузкине. На­оборот, он оценил храбрый поступок со съеденным пись­мом. И даже гордился, что у него такой самоотверженный друг. И другие, поразмыслив, поняли, что Олик – человек нетрусливый и преданный. К словам его относились с ува­жением.

– Точно сказано, – одобрил Матвей. А Варя добавила:

– Получится, будто мы на уровне этих самых… уу-гы…

Стёпа Лошаткин понятия не имел, кто такие уу-гы, и хотел опять заспорить. Но вмешался Маркони. И разом снял все сомнения:

– Никаких товаров! Ещё неизвестно, как скажется на организме Капа частое болтание через биокамеру. Может, это нарушит стабильность биополя. Какое мы имеем право рисковать!

И все облегченно вздохнули. Хорошо, когда сложный вопрос отпадает сам собой… Матвей подвёл итог:

– Вот так-то, Стёпушка. Побудешь пока в нашей шку­ре…

Кстати, о “шкуре”. Сообразили, что нужна одежда. Не идти же Лошаткину домой в таком виде. Варя сбегала к себе, отыскала тренировочный костюм старшего брата (брат из него уже вырос). Костюм оказался длинноват и тесен, и всё же Стёпа влез в него: трикотаж – он ведь растягива­ется. И получился совсем обыкновенный мальчишка лет двенадцати: чересчур полный, но в общем-то даже симпа­тичный. Только с зарёванным лицом.

– Глядите, как славно вышло, – бодро сказал Мат­вей. – Ты Стёпа, привыкнешь и сам не захочешь обратно.

Стёпа сопел и вздыхал.

С этими вздохами он и отправился домой, выпросив обещание, что “обратно” вернут его обязательно и при пер­вой возможности. Уже ничем не грозил. Видать, покорился неизбежному.

А под вечер Стёпа опять появился на дворе у Маркони.

Там шла работа.

Уки из четырёх автомобильных камер и двух досок строили корабль, чтобы плавать в мелководном ближнем водоёме с громким названием “Ямской пруд”. Корабль на­зывался “Триука”. Придумал это, конечно, Олик. Он ска­зал, что такое имя, во-первых, отражает суть, а во-вторых, похоже на греческое слово “трирема” – тип старинного судна.

Матвей, Сеня, Варя и Маркони клеили из газеты “Ве­черний Ново-Калошин” воздушного змея. Решили показать Антошке, что это за штука и как её запускают с крыши.

Антошка ходил от “змеестроителей” к Укам и обратно, смотрел и старался помогать: ему всё было интересно. Он-то первый и увидел Стёпу Лошаткина. Тот вошёл через ка­литку и робко сел рядом с ней на дровяные козлы. Антошка сказал Сене:

– Смотри…

Посмотрел Сеня, посмотрели остальные.

Стёпа Лошаткин сидел и поглядывал исподлобья. Эта­кий новичок, не знающий, примут ли в ребячью компанию. Он был в просторных заграничных шортах и пёстрой май­ке – тоже, видимо, импортной. Судя по всему, бывший Степан Степаныч выбрал одежду в собственном магазине.

Увидев, что на него смотрят, Лошаткин отвернулся, вы­тер под носом пухлым кулаком и зябко погладил похожие на боксёрские перчатки колени.