– Север приветствует вас! – завопила она.

Следом за ней через проход в самое сердце Союза высыпала ее странная свита. Из-за правого плеча Рикке выглядывала Изерн-и-Фейл, одетая как герцогиня, но с походкой портового рабочего; с ее шеи свисало ожерелье из костяшек пальцев, из-под кружевного подола юбки выглядывали носы тяжелых ботинок. С левой стороны шел Коул Трясучка, неожиданно свободно двигавшийся в увешанном галунами генеральском мундире, к которому прилагался совершенно дикарский широкий меч; из-под его свисающих седых волос поблескивал металлический глаз. Здесь были горянки с лицами, исчерченными завитками татуировок. Здесь были воины с лицами, исполосованными шрамами. Здесь были мастеровые из Карлеона и капитаны кораблей из Уфриса, и каждый из них имел при себе какой-нибудь предмет согласно союзной моде: трость с хрустальным набалдашником, шаль с фабричной набойкой, украшенные бриллиантами карманные часы. Один из горцев наблюдал за происходящим сквозь монокль так вальяжно, словно родился прямо с ним.

– Савин!

И Рикке, скользнув между ее протянутых рук, заключила ее в объятия. Савин вряд ли могла бы припомнить, когда ее в последний раз вот так обнимали, и внезапно обнаружила, что стискивает Рикке в ответ, словно они действительно были старыми подругами, без какой-либо разделяющей их зависти, соперничества или предательства.

С одной стороны, ей не хотелось отпускать Рикке, с другой – она почувствовала облегчение, когда та сделала это сама, отстранив ее на расстояние руки и принявшись разглядывать со своей беспокоящей улыбкой на лице. Магия, разумеется, не та вещь, в которую здравомыслящий человек будет вкладывать деньги. Однако, глядя в черную глубину ее волшебного глаза, Савин не могла не думать о том, что Рикке может видеть с его помощью. Что Рикке может знать такого, о чем сама Савин даже не догадывается.

– Рикке! Ты… просто мечта!

– Ха! Мечта… Я бы сказала, что ты хорошо выглядишь, но это все равно что назвать снег холодным. Однако клянусь, что ты выглядишь еще лучше, чем прежде! Наверно, это материнство тебя красит. Ты ведь теперь Мать нации, ни больше ни меньше!

– Никто из нас не прошел через Великую Перемену, оставшись прежним.

Савин взглянула на Лео, чье жесткое лицо бледным пятном выделялось на фоне всех этих пышных мундиров.

– Все мы стали немного больше и немного меньше тех, кем были прежде. – Рикке ухватила бокал вина с проносимого мимо подноса и выхлебала половину одним глотком. – Ты помнишь мой последний визит?

– Он навсегда запечатлен в моей памяти.

Савин подумала о том, сколько людей из тех, что смеялись, пили и танцевали в ту ночь в Зеркальном зале, были теперь мертвы. Половина? Больше? Зябкий порыв пронесся по саду, и ей пришлось приложить все усилия, чтобы не поежиться.

– Не сказала бы, что сильно горжусь этим моментом, – продолжала тем временем Рикке. – Сперва я строила из себя курочку на состязании павлинов, так что королева застала меня в кровати со своим сыном, а потом еще и обосралась во время парада… Эх, Орсо! Где-то он сейчас?

Савин постаралась, чтобы ее голос не звучал сдавленно, но не вполне достигла цели.

– Этого никто не знает.

– Очень неосторожно со стороны страны – вот так взять и потерять короля. Впрочем, как я слышала, вы уже нашли себе другого, так что большой беды нет, верно?

Верно. Не считая угрозы для стабильности Союза, для будущего ее детей, для ее собственного положения и для их брака с Лео – всего того, что она поставила под удар, отпустив Орсо на свободу вопреки всякому здравому смыслу.

– Ничего такого, чего нельзя было бы исправить, я надеюсь.

– Ты была добра ко мне в тот вечер. Твои подарки были самыми лучшими. – Рикке подцепила пальцем изумруды, висевшие у нее на шее, и поднесла их к свету, потом взглянула на руны, украшавшие шею Савин, те самые, что она дала ей в ответ. – И ты даже сохранила мои!

– Ничто другое не могло бы лучше подойти для такого случая.

– Ну, я не собираюсь снова с тобой меняться, если ты надеялась на это. – Рикке со щелчком раскрыла веер и принялась обмахиваться с не меньшим изяществом, чем какая-нибудь завзятая театралка. – Я ведь правильно это делаю?

Она устремила перед собой высокомерный взгляд, якобы не замечая нескольких прядок, трепещущих сбоку от ее татуированного лица, хотя они, несомненно, не были убраны именно для этой цели.

– Мне стоило бы взять у тебя несколько уроков.

– Еще раз ха! Ты была добра ко мне тогда, и ты добра ко мне сейчас. Ты гораздо добрее, чем считают люди.

– Сомневаюсь, что многие разделяют это мнение. – Савин понизила голос. – В конце концов, я ведь предала тебя Стуру Сумраку.

– А я предала тебя королю Орсо. Без сомнения, у нас обеих были на то причины. Но это еще не значит, что мы не можем быть друзьями. – Она ухмыльнулась кривой ухмылкой, в которой сквозила опасная нотка. – Я хочу сказать, какой смысл втыкать нож в спину своим врагам?

– Ну да, этих мерзавцев вполне можно ударить и в грудь, – согласилась Савин, беря понюшку жемчужной пыли.

Было время, когда она постаралась бы сделать это тайком, но сейчас – кто осмелился бы ее порицать? Она протянула коробочку Рикке.

– Моя гувернантка в Остенгорме говорила, что, находясь за границей, нужно соблюдать местные обычаи.

И Рикке, опустошив свой бокал, стащила с себя перчатку, взяла щедрую щепоть, оттянула в сторону золотое кольцо у себя в носу и шумно вдохнула.

– Во имя мертвых! – Она высунула наружу язык, смаргивая слезы. – Ну и жжется же!

– Поверь мне, к этому быстро привыкаешь.

По-прежнему держась за руку Савин, Рикке сдавленно чихнула, потом вытащила из своей перчатки маленький бурый катышек и протянула его ей:

– У меня и на этот раз есть ответный подарок.

– Что это, чагга?

Савин взяла у Рикке катышек, сунула его за губу – и не удержалась, чтобы не содрогнуться.

– Такой вкус… – Она не находила слов, чтобы описать эту земляную горечь.

Рикке сунула в рот такой же катышек и подмигнула ей:

– Поверь мне, к этому быстро привыкаешь!

По всему саду люди обменивались подарками и историями, находили неожиданных партнеров и делали шаги в неизвестность. Карнсбик разговаривал с группой разодетых в меха купчих, используя ломаное северное наречие, отдельные слова на союзном, которые он громко выкрикивал, чтобы его лучше поняли, а также широкие экспрессивные жесты. Кажется, речь шла о дымовых трубах. Савин подумала, что купчихи, скорее всего, разбираются в деталях не лучше, чем это когда-либо удавалось ей.

Селеста дан Хайген пользовалась случаем, чтобы наложить свои чары на щеголя-горца с моноклем. «А, так в ваших горах есть медная руда?» – посмеивалась она, раздувая ноздри, словно уже чуяла возможную выгоду, в то время как взгляд горца забрел уже так далеко, что было удивительно, как его монокль до сих пор не вывалился прямо ей в декольте.