– На нас теперь рассчитывают тысячи, – сказала Савин, глядя на лорда Ишера, с невероятной торжественностью пожимавшего руку какому-то длиннобородому вождю. – Мы должны смотреть в будущее.

– Я только об этом и думаю! Но что мы, дикари, можем предложить цивилизованному миру?

– Цивилизованный мир только что устроил такую резню, о какой Девять Смертей даже и не мечтал. У Севера есть немалые природные преимущества…

– То же самое ты сказала про меня, когда я в последний раз была в Адуе.

– И время доказало, что я была права, даже больше, чем подозревала. Когда мы с Лео приехали на Север в прошлом году…

– Чтобы предать меня Стуру.

– Вот именно, перед тем, как ты предала нас обоих… Так вот, я видела там отличные леса, пригодные для вырубки. Огромные болота, только и ждущие, чтобы их осушили и распахали под посевы. Горы, богатые углем и железом, которое почти не добывается. Множество быстрых речек, несущихся к морю, которые так и хочется углубить, перекрыть плотинами и поставить на них водяные колеса.

– То есть ты увидела возможности для развития.

– Хотя у меня на лице и нет таких замечательных рун, но я тоже могу смотреть в будущее, по-своему.

– Савин с Долгим Взглядом! – Рикке задумчиво выпятила нижнюю губу, поглядывая в сторону стены Агрионта, за которой множество труб продолжали дымить, даже несмотря на то, что солнце уже село. – Так, значит, ты хочешь помочь мне сделать с Севером то же, что ваша компания сделала с Адуей?

– Я могу помочь тебе сделать с Севером все, что ты захочешь.

– Но не бесплатно.

Савин улыбнулась своей самой милой улыбкой – той, которую она всегда использовала для заключения сделок.

– Мы обе получим свою выгоду. Мои подарки действительно самые лучшие! – Она аккуратно подцепила кончиком пальца изумрудное ожерелье на шее у Рикке, несколько мгновений подержала на весу, потом аккуратно опустила обратно, в выемку ее кожи. – Но я делаю это не только потому, что я добрая. Откровенно признаю, что я сильно тебя недооценила.

– О, ты еще неплохо выкарабкалась. Стур Сумрак сделал то же, что и ты, и он сейчас не устраивает банкетов, можешь мне поверить!

С расстояния нескольких шагов можно было подумать, будто они просто беззаботно болтают. Однако в каждом слове Рикке таилось жало. Разговор с ней напоминал пирог, полный острых лезвий.

– Ты доказала, что можешь быть хитрым и изобретательным врагом, – сказала Савин. – Когда мне выпадает удача встретить такого, я прикладываю все силы, чтобы сделать его своим другом.

– Приятно это слышать, особенно от такой хитрой и изобретательной женщины, как ты. Ничто не согрело бы мое сердце больше, чем дружба с тобой, но… меня сюда привело не сердце.

Рикке задрала подбородок, глядя вдоль носа на Савин, потом завела руку за голову и сдвинула свою шляпу вперед так, что поля бросили тень на глаза.

– А в моей голове зреет беспокойство… что, если речь идет о том, чтобы смотреть в будущее… – ее поблескивающий левый глаз скользнул вбок, туда, где Лео хмурился, с угрюмой отчужденностью взирая на торжество, – то я говорю не с тем супругом.

Савин привыкла к тому, что ее подарки принимают. Она их не предлагала, пока не была уверена, что их примут. Впрочем, несмотря на раздражение, она сохранила на лице улыбку:

– Мы с моим мужем всегда играем равные роли в нашем партнерстве, – произнесла она.

– Да брось ты! – И Рикке пихнула Савин в бок острым локтем. – Когда вы навещали меня в Уфрисе, он был у тебя оседлан, словно пони. – Она просияла улыбкой в сторону собравшихся, вновь показывая все до единого белые крепкие зубы. – А теперь… все тобой восхищаются. Завидуют тебе. Преклоняются перед тобой. Как же! «Любимица трущоб»! Твои девушки, Май и Лидди, стоит о тебе заговорить, не могут найти достаточно похвальных слов.

– Вы все слишком добры, – произнесла Савин.

– Тем не менее это ведь не твои солдаты стоят на каждом углу, верно?

И Рикке, захлопнув веер перед ее лицом, ускользнула прочь, забрав с собой последнее слово. По крайней мере, на настоящий момент.

* * *

Лео чувствовал себя чужим на собственном празднике.

Предполагалось, что это будет дворцовый прием, где он наконец-то почувствует себя как дома. В конце концов, это ведь теперь и был его дом! Он его заслужил. Он его завоевал! К тому же тут было полно северян. По ощущениям сад больше напоминал старый замок Ищейки в Уфрисе, чем душные приемные времен короля Джезаля.

Однако грубоватый северный акцент и грубоватые северные шутки лишь напоминали ему о том, каким он был раньше. Тот бесстрашный, великодушный, беззаботный молодой идиот, который мог бежать весь день, не уставая; который мог побить любого из своих друзей любым оружием на их выбор. Который стоял недалеко от этого самого места после того, как победил на поединке Стура Сумрака, купаясь во всеобщей любви и восхищении. Молодой Лев! Герой с двумя здоровыми ногами, у которых лежал весь мир! Во имя мертвых, как же он тосковал по этому мальчику… Лео стиснул единственную действующую руку в кулак так крепко, что хрустнули костяшки, и ощутил неприятное покалывание в пальцах другой, ответно дернувшихся за отворотом куртки.

Он смотрел, как Рикке отходит от Савин – обе улыбались, словно они обменялись самыми теплыми словами, какие только могут быть. Его прежняя любовница и нынешняя. Хотя, может быть, теперь обе уже в прошлом… Между ним и леди-регентшей в последнее время не было особенной близости. С тех пор, как она помогла Орсо сбежать, все проявляемые ими теплые чувства предназначались исключительно для сторонних глаз.

Это напоминало ему брак его родителей – то, что от него осталось под конец. Ложь, которую всем было удобно считать правдой, даже спустя годы. Может быть, все люди следуют по стопам своих родителей, обреченные натыкаться на те же ошибки, словно слепой, натыкающийся на мебель. Может быть, все наши пути определены еще до рождения, неизбежно, как у бессмысленной повозки, изобретенной Карнсбиком, которая может двигаться только по проложенным рельсам. Единственное, что ты можешь выбрать сам, – это насколько сильно разогнаться к концу пути… Тягостная мысль. К Лео в последнее время приходило много таких мыслей.

И если бы его хотя бы оставили в покое! Но нет, эти черви ползли к нему один за другим, улыбаясь, кланяясь, осыпая его лестью, и всегда с этой жадной нервозностью в глазах, с этим елейным страхом в голосе, вечно пытаясь что-то у него выманить. Его тошнило от их мелочного эгоизма, от их близорукой алчности. С утра до ночи его покрывала склизкая пленка лжи, которую было не соскрести. Однако это то, что остается, когда твои настоящие друзья погибли по твоей вине.

Он смотрел, как Юранд и Гловард разговаривают с Рикке. Последние оставшиеся в живых обитатели тех беззаботных времен, смеющиеся вместе – без него… Его искусственная нога вкручивалась в дерн до тех пор, пока не заболела культя.