Пару дней назад он не выдержал: зашел в ванную, когда она, теплая после душа, сушила волосы полотенцем, прижал к стиральной машинке, попытался поцеловать. Лиза отворачивалась, мотала головой, не соображая, что от запаха ее мокрых волос у него совершенно срывает крышу. Его губы касались ее щек, подбородка, в конечном итоге он все-таки сумел усмирить ее, перехватив обе ее руки одной ладонью. Халат Лизы распахнулся, в прорези виднелась грудь, поясок упал к ногам и тонкой змейкой вился по босым ступням. Макс чувствовал ее негодование, чувствовал, как вздымается ее грудь, как напряжено ее тело. Губы ее были плотно сомкнуты, голубые глаза блестели неподдельной яростью, растрепанные мокрые волосы прилипли к лицу и шее. Он знал, что она скорее умрет, чем ответит на поцелуй, и все равно касался губами ее сжатых губ, подбородка, шеи. Уткнулся в висок и шумно втянул в себя ее запах, прошелся свободной рукой от груди ниже, к плотно сомкнутым ногам. Ее буквально колотило, но, посмотрев в сверкающие глаза, Макс не увидел и намека на страх. Он слизнул каплю воды, катящуюся по ее шее, и убрал руки.

- Выйди, - прошипела Лиза с яростью, глядя ему в глаза. – Уйди отсюда.

Тонкие пальцы держали полы халатика чуть ниже груди. Макс вдруг понял, насколько разрушительно-прекрасной может быть женщина в гневе. Ему стоило больших усилий отступить и не сгрести ее в охапку. Он понимал, что если сейчас возьмет ее, то все станет еще хуже, а потерять ее… потерять ее он не имел права, потому что она была его единственным шансом выступить на Олимпийских играх в следующем сезоне, побороться за медали и обойти Меркулова.

Казань, ноябрь 2016 года

В Казань, на IV этап Кубка России, ехали поездом. Лиза сразу же забралась на вторую полку, немного посмотрела в темное окошко и отвернулась к стенке. Она любила поезда, плавное покачивание вагона под мерный стук колес ее всегда успокаивало. Но в этот раз заснуть не получалось. Макс устроился на соседней полке, и ей казалось, что она чувствует его взгляд где-то между лопаток. Стало жарко, несмотря на то, что температура в купе была нормальная, захотелось скинуть одеяло. А еще Лизе хотелось повернуться к Максу лицом и посмотреть ему в глаза. С минуту она боролась с этим желанием, а потом перевернулась на другой бок и устремила взор на партнера. Она не ошиблась: он действительно смотрел на нее, смотрел пристально, изучающе. Когда их взгляды встретились, Лизе стало щекотно где-то в районе солнечного сплетения. Они долго лежали, глядя друг на друга. Женя пожелал всем спокойной ночи и выключил в купе свет, а Лиза по-прежнему чувствовала на себе взгляд Макса. И только утром, открыв глаза и увидев, что ночную темень уже размывает рассвет, она поняла, что не заметила, как провалилась в сон.

Казань встретила их ветром и мелким колючим снегом, летящим в лицо. Пока Лиза, стоя на перроне, крутила головой, Самойлов подошел сзади и надвинул ей капюшон.

Мех тут же упал на глаза, и она вскинула голову.

- Еще не хватало тебе простыть, - буркнул Макс в ответ на ее недовольный взгляд и отошел в сторону.

Они по-прежнему не разговаривали, и это действовало ему на нервы. Сложно было сохранять нормальный настрой при таких отношениях, и он это хорошо понимал. Вчера, перед выездом, он снова попытался поговорить с Лизой, но это не увенчалось успехом. Вначале она демонстративно смотрела мимо него, а затем вовсе вышла из кухни, где он ее и застал. Он разозлился, попробовал удержать ее за руку, но льдинки в глубине голубых глаз заставили его разжать пальцы. Не хочет – не надо. Он плюнул на все и лег спать. Идея переночевать у Вики не вызвала никакого энтузиазма. Макс был у нее пару вечеров назад, и видеть эту девушку снова ему не хотелось. Хотя и в прошлый раз он поехал к ней скорее от того, что нужно было дать выход накопившимся эмоциям. Секс с Викой был быстрым и качественным, без затяжных прелюдий и фальшивых признаний. Как раз то, что ему в тот момент было нужно. Правда она, кажется, осталась не слишком довольна, но его это мало волновало. Сытый и удовлетворенный, он уснул в ее кровати, а утром, не заезжая домой, отправился на тренировку.

После расселения в гостинице Макс Лизу почти не видел. Они встретились только на катке во время тренировки. Держалась она отстраненно, но старалась сделать все, что они запланировали. Получалось с переменным успехом. Лиза нервничала, видимое спокойствие не помогало скрыть напряжения, Макс тоже злился. Все это сказывалось на результате. В итоге Миронов отпустил их раньше положенного, напоследок наградив мрачным взглядом.

- Надеюсь, вы сумеете разобраться с вашими личными проблемами, - проговорил он, остановив взгляд на Меркуловой. Та поджала губы и зыркнула на партнера, но он на нее не смотрел. Макс кивнул тренеру и пошел к раздевалкам. – Ты тоже иди переодевайся, Лиз.

- Мы сделаем этот выброс.

Она посмотрела в глаза тренеру, ища подтверждения своим словам. Но Миронов ничего не ответил. Она вздохнула и поплелась в женскую раздевалку.

Сидеть в гостинице не хотелось, и Лиза, забросив вещи в номер, отправилась гулять по городу. Ветер срывал с головы капюшон и заставлял прятать нос в ворот куртки, но она упрямо бродила по улицам Казани. Повинуясь внутреннему порыву, зашла в храм. Остановилась в дверях, опасаясь, что ее внешний вид не подходит для посещения подобных мест. Матушка, продающая свечки в церковной лавке, заметила ее нерешительность и заверила, что она может пройти. Народу было немного, тишина успокаивала. После уличного холода пальцы покалывало. Лиза шмыгнула носом и, купив свечку, подошла к иконе. Окрестили ее в раннем детстве, но она не была религиозным человеком и в церковь заходила нечасто. Обращение к Богу она считала таинством, поэтому никогда не посещала большие службы, да и вообще могла находиться в храме только в тишине, наедине с собственными мыслями, не ощущая давления толпы и окружающей атмосферы, пропитанной тяжелым запахом ладана. Ей не нравились ни церковные песнопения, ни торжественность богослужений. Сейчас же она чувствовала умиротворение, даже подавленность, оставшаяся в душе после тренировки, отступила. Она мысленно попросила, чтобы все у них с Максом было хорошо, перекрестилась и пошла к выходу.

Ветер тут же обжег лицо. Казалось, стало еще холоднее. Она пожалела, что не взяла с собой шарф и, надвинув капюшон на самый нос, пошла к автобусной остановке. Вызвала такси и уже через несколько минут грелась в теплом салоне. Глаза слипались, из колонок доносились звуки шансона. Глядя в окно на вечерний город, Лиза думала о Максе. Обида не отпускала. Каждый раз, когда она вспоминала, как он накинулся на нее с обвинениями, горло сдавливало, а в груди начинало неприятно ныть. Может быть, именно поэтому она и не хотела разговаривать о произошедшем: боялась, что не сдержится, что опять будут слезы. А ей надоело плакать при нем, надоело показывать свою слабость. Он много раз делал ей больно, но сейчас почему-то было больнее обычного. Наверное, потому, что обвинения оказались настолько незаслуженными, что она никак не могла прийти в себя.

Вернувшись в гостиницу, Лиза поняла, что устала. Пока ходила по улице, холод не давал расслабиться, а в машине ее разморило. Хотелось горячего чая, но желания сидеть в кафе не было, и она попросила чайник у дежурного администратора. Еще утром, по пути на тренировку, она купила плитку горького шоколада и теперь, заварив чай, устроилась на постели. Но допить чай Лизе так и не удалось: настойчивый стук в дверь заставил ее вынырнуть из своих мыслей и подняться. На пороге стоял Самойлов.