требовал от них опровержений, но и сам не скупился разрушить выдвинутую ими версию, Лазарев звал почти всех по именам, на «ты», и это выглядело вполне естественно. Очень ценил, если сотрудник остроумно мог пошутить. Любую провинность своего подчиненного он перед начальством принимал на свой счет. «Это не он виноват, это моя вина, – говорил он, – я не предусмотрел». А наказание давал возможность избирать самому виноватому.

Полковник обладал феноменальной памятью и легко запоминал все, что ему попадало на глаза или на слух.

– Обокрал Соколовскую Черняк. Жиган действительно привез ей на хранение все, что мы взяли у Черняка.

– Заявление есть?

Барков стукнул по боку своего чемоданчика.

– Ну что же квартирная кража в особо крупных масштабах, уже есть чем порадовать Феликса?

– Я использовал запрещенный прием и сказал ей, что побег ему подготовил Серж. Она прямо-таки пришла в ярость. Признала, что книгу со слов Черняка написала она, правда, канал связи, через который переправила рукопись, она скрыла, мол, случайная встреча с гражданином ФРГ. Ответственность перед законом понимает. В общем, она находилась в таких расстроенных чувствах по поводу потери любовника, что мои вопросы ложились как на вспаханную почву. У местных товарищей я получил информацию, знают они о Соколовской, и еще там есть парочка «антисоветчиков», как Черняк говорит, «антисоветское подполье». Канал ее связи с Западом прочно закрыли. Про Сержа ничего сказать не может, связь с ним ей передал муж – Жиган. Как вы выражаетесь, на его весах не прибавилось.

– Классика из меня делаешь, цитаты произносишь, – проворчал Лазарев. – Вот я тебе новость одну сообщу, думаю, стоящая. Дело я тут еще раз смотрел по Шкету и меня заинтересовал его приятель по кличке Крыса. В деле есть его показания, что Шкет рассказывал ему, куда он уже ездил, сколько икон привозил. Я взял карту северных районов, посмотрел и прочертил, получилась некая дуга почти до Уральских гор. Значит Шкет ездил строго по разработанному маршруту. Тут есть какая-то цель, но я ее не пойму. Если бы Шкет занимался разведкой, тогда понятно, а он ездил и покупал иконы. А вот что это такое? – сплошной ребус. Новый год где будешь? Может, к нам придешь?

– Я матери обещал. Екатерина в деревню поедет. Если брат вернется, тогда все вместе…

– Ладно! Высаживайся. – Лазарев щелкнул счетчиком и сказал:

– Три двадцать! Здесь по соседству одна дама живет.

Барков засмеялся, и полковник посмотрел на него с удивлением и строго. Алексей Иванович сразу смолк.

– В очень дружеских отношениях с Альпером. Крупный эксперт по живописи, особенно специализируется по иконам – все знает: и стиль, и век, и школу, и какими красками пользовался богомаз. Вот какая приятельница у гражданина Апьпера.

* * *

Георгий Барков остановил машину перед домом, радостно сиявшим новогодним освещением. Расплатился с водителем такси, пожелали друг другу счастливого Нового года, подхватил коробку, украшенную иностранными этикетками, и подошел к крайнему подъезду. Входить не стал, остановился и поглядел на освещенные окна. «Какое же Ларисино? – подумал он и стал высчитывать. – Вот этот желтоватый квадрат света. Что-то светит не празднично. А что если ее нет дома? Она же думает, что я все еще в командировке. Вот это будет номер! – заключил Георгий и присел на скамейку перед подъездом. – А что, собственно, я жду от нее? Никаких обязательств, никаких клятв».

Он вспомнил, как однажды утром расчищал дорожки перед домом, где жил. Она шла, закутанная в беличью шубку и норковую шапку, поскрипывая белыми сапожками. Снегу упало много, и возле дома было не пройти.

– Надо раньше вставать, уважаемый! – сказала она строго. – Вы не почистили снег, а мы должны опаздывать.

– Извините, мадемуазель! Я могу вас перенести на расчищенное место! – улыбнулся Георгий и застегнул на все пуговицы телогрейку. Он увидел, что девушка была красива, со своим натуральным румянцем на щеках. – Ваше замечание я учту на будущее, и завтра все будет чисто. Подрабатываю здесь!

Она сердито обошла его, залезая сапожками в снег, и двинулась к дороге, оставляя в снегу глубокие следы.

На следующее утро Георгий встал рано, заглянул к матери в комнату, хотел было выйти, но она остановила его.

– Жора, я сама пойду поработаю.

– Мама, ты что? Вчера температура, а сегодня ты уже пойдешь чистить снег. А я, здоровый верблюд, буду смотреть, как ты работаешь? Лежи и не вставай, я сам управлюсь. И вообще, увольняйся. Мы с Алешкой хорошо зарабатываем, а мать – дворник. Нам же стыдно! И так тыкают меня, что не берегу мать.

– Плюнь ты на болтовню! Если бы я не работала по утрам, померла бы давно. Так что эта работа – мое здоровье.

Георгий выскочил из дома, добежал до стоянки автомашин, открыл дверцу у черной «Волги», завел двигатель и, не прогревая его, вырулил на дорогу. И, словно дождавшись этого, на дорожке между домами показалась беличья шубка. Когда девушка поравнялась с автомашиной, он открыл дверцу.

– Садитесь, я вас подвезу. Пожалуйста! Мне это не трудно!

Девушка колебалась пару секунд и, улыбнувшись, молча села на сидение. Барков рванул машину вперед и помчался по улицам.

– Куда вас подвезти?

Она назвала адрес и спросила:

– Возите начальника? Из какого министерства?

– Внешторг. Замминистра.

– О-о-о! – воскликнула девушка.

– Познакомимся? – спросил он. – Меня зовут Георгий, Жора! Все-таки Внешторг! – ухмыльнулся он.

– Лариса! – ответила она небрежно, выдержав паузу. – Мне от вашего Внешторга ни жарко, ни холодно, или лучше «как с козла молока».

Всю неделю он возил Ларису на работу, она служила администратором в парикмахерском салоне в центре. А после работы иногда забирал ее. Они ехали в кино, в ресторан, в Большой, на Таганку. Она удивлялась, как он ухитрялся доставать такие дефицитные билеты. А Георгий посмеивался и говорил:

– Внешторг! Сила!

– А почему ты так рано уезжаешь? – спросила она его как-то. – Твой замминистра что, не пользуется машиной?

– Он любит больше пешком, – небрежно ответил Георгий.

А накануне отъезда в командировку Барков просто сразил Ларису.

– Ты там у себя в салоне сделай себе прическу выдающуюся, мы в одно респектабельное место сходим.

– Какое? Какое? – не поняла она.

– Это так англичане говорили, означает «уважительное».

Выглядела Лариса в тот вечер просто сногсшибательно: прическа – он был потрясен и восхищен. Платье светло-голубое взяла у подруги, туфли австрийские в тон и всякая мелочовка.

– Ну, как я для респектабельного места?

– Все от зависти треснут! Можно я там тебя представлю, как жену? Так оно будет удобнее.

– Не возражаю, – улыбнулась она, довольная, оглядев его темно-синий в полоску костюм и в тон галстук. – А у тебя есть вкус! – заметила Лариса. – Природный, наверно.

– Туфли немного