Существо, завывавшее в крепости, то ли было в ней заперто, то ли охраняло ее. А может, в крепости Миггея, по-прежнему в обличье гигантской волчицы? Тогда понятно, кто воет и почему. Но что могло настолько расстроить планы герцогини Порядка?

Мы вновь уловили движение в крепости. Как будто некто метался вдоль стены. Решили подойти еще ближе. Когда стена почти нависла над нами, в ноздри ударил запах — чудовищный, омерзительно сладковатый, тошнотворный запах гниющей плоти.

В крепостной стене были ворота. Мы остановились. Никому из нас не хотелось въезжать внутрь.

Наконец мы с Хмурником переглянулись, и я махнул рукой: мол, спешиваемся и входим, плечом к плечу. В этот миг ворота приоткрылись, выпустив человека в разноцветных лохмотьях. В каждой руке он держал по мечу. Один клинок был цвета выбеленной слоновой кости, с черными рунами по лезвию. Другой — другой был Бурезов, руны на лезвии которого отливали алым.

А человека с мечами звали принцем Гейнором, наследным владетелем Миренбурга. Он был в серебряном нагруднике поверх драной эсэсовской формы.

И улыбался во весь рот.

Улыбался, пока я не извлек из ножен Равенбранд.

Тут он прямо-таки зашипел от разочарования. Огляделся, словно высматривая подмогу или врагов, потом вновь повернулся к нам.

— Я и не знал, что есть третий меч, — проговорил он с кривой усмешкой. По его взгляду легко было догадаться, что он просчитывает в уме возможные последствия своего открытия.

— Нет никакого третьего меча, — отозвался я, — и второго тоже нет. Ты никогда не отличался сообразительностью, кузен. Меч только один, и ты его украл. Украл у своей хозяйки, верно?

Он поглядел на свои руки.

— Как видишь, я держу два клинка.

— Один из них — фарун, фальшивка, выкованная, чтобы приманивать оригинал, и тебе это прекрасно известно. Фарун похищает души людей — и души мечей, он словно зеркало, которое впитывает в себя суть того, что в нем отражается.

Я не сомневаюсь, что фарун дала тебе Миггея. Лишь владыкам Вышних Миров под силу выковать такой клинок. Признаюсь, я не ожидал, что столкнусь с подобными чарами. Вот каким образом вы обманули и заколдовали Эльрика. И похитили сперва мою силу, а затем силу меча, а потом и сам меч у меня отобрали. Я нарекаю твой второй клинок Лгуном и требую, чтобы ты вернул энергию, которую он похитил. Ты победил меня колдовством, кузен, хотя обещал честный бой. Гейнор фыркнул.

— Кузен, ты всегда отличался несдержанностью. Я рассчитывал на то, что ты не устоишь перед соблазном вызова.

— Больше я на эту уловку не попадусь, — твердо заявил я.

— Посмотрим, посмотрим, — он пожирал глазами Равенбранд и отводил взгляд лишь для того, чтобы покоситься на Бурезов, будто пытался вообразить, что произойдет, если эти два клинка встретятся между собой в битве. — Ты говоришь, меч один, но…

— Только один, — перебил я.

Гейнор понял. Он не обладал моими познаниями и навыками, унаследованными от несчетных поколений предков, однако по сравнению с нечеловеческой мудростью его хозяев все мои навыки и все мои знания не стоили и ломаного гроша.

— Могущественные чары, — проговорил он, и на его лице промелькнуло что-то вроде восхищения. — И как ловко все придумано, кузен! Подмогу, что ли, получил?

— Можно сказать и так, — честно говоря, мне не хотелось пускать Равенбранд в ход. Я не имел ни малейшего понятия, какие от этого могут быть последствия. Чутье подсказывало, что воздух напоен колдовством, которое уже проникло в этот мир, но не спешит проявиться. Терпеливое колдовство — оказывается, бывает и такое… В подобном положении чувствуешь себя разменной фигурой на доске, на которой разыгрывают ставки владыки Вышних Миров (между прочим, ходили слухи, что владыки — мы сами, достигшие высот власти и лишившиеся разума).

Я заставил умолкнуть внутренний голос. Навел порядок в мыслях, на мелнибонэйский манер., — в этом мне изрядно помог фон Бек — и мысленно потянулся в близлежащие сверхъестественные измерения, разыскивая друзей и почти не сомневаясь, что непременно наткнусь на врагов.

Гейнор что-то сказал, но его слова заглушил душераздирающий вой из-за костяной стены. Он расхохотался.

— Обидели даму! — воскликнул он. — Оскорбили в лучших чувствах! Сама виновата, старая стерва. Какая ирония, кузен, не правда ли?

— Как ты ее поймал?

— Завидно, да? Неужели ты не понимаешь, что даже мне не удержать в плену герцогиню Порядка, обитательницу Вышних Миров? — он помолчал, как бы давая мне возможность подумать. — Я всего лишь помог изловить ее, не более того.

— И кому же ты помог, если не секрет?

— Ее заклятому врагу, — отозвался Гейнор. — Герцогу Ариоху.

— Ариоху? Но ведь ты служишь Порядку, а Ариох — из Хаоса. Вдобавок он — мой покровитель!

Гейнор пожал плечами.

— Все течет, все меняется. Ариох — существо разумное, для князя преисподней это редкость. Когда стало ясно, что моя госпожа утратила рассудок, я просто-напросто заключил сделку с твоим покровителем, кузен, и обязался предать Миггею в его руки. Что я непременно и сделаю, как только он появится здесь. Обмануть ее, принц Эльрик, было даже проще, чем одурачить тебя. Старуха совсем из ума выжила. Целиком и полностью. Побед от нее ждать не приходилось; я должен был спасти доброе имя Порядка. Ей давно пришла пора выйти в отставку, на заслуженный отдых. Со своими рыцарями она сама расправилась. Их кости стали ей новым домом. Она думала, что мы направляемся на остров Морн…

— Похоже, ей не очень-то здесь нравится, — вставил Хмурник. — По-моему, она понимает; что ты посадил ее под замок.

— Для ее же собственного блага, — сказал Гей-нор. — Она потихоньку становилась опасной для всех, даже для себя самой.

— Какие мы благородные, — съязвил я. — А под шумок ты стибрил у нее меч, который она похитила у меня.

— План был мой, — ответил он, — значит, меч принадлежит мне. Миггея только колдовала.

Гейнор взял белый клинок за рукоять и сорвал с себя обрывки разноцветных лент, словно вдруг перестал в них нуждаться.

— Она сама не знала, чего хочет. Зато я твердо знал, к чему стремлюсь. И скоро у меня будет все, чего я добивался. Все загадочные сокровища наших предков, кузен. Все могучие артефакты. Все легендарные сокровища. Они принесут нам победу, и следующую тысячу лет никто не посмеет посягнуть на нашу власть. А о герре Гитлере скоро забудут, уверяю тебя. Разве что вспомнят иногда как о моем беспомощном предшественнике.

Он многозначительно подмигнул мне, будто я был единственным, способным оценить его устремления и понять логику его поступков.

— Я стану новым Парсифалем. Истинным фюрером. У меня будут чаша и меч, и я смогу доказать всему миру, что править человечеством мне суждено судьбой. Под мои знамена встанут и христиане, и мусульмане, и Восток, и Запад. Ариох поклялся мне в этом. Не найдется таких, кто отважится оспорить мое право на власть, ибо я буду править по воле небес. Я стану подлинным вождем германцев, я очищу мир от скверны во имя священной чистоты. И тогда наступит Золотой век — век Великого рейха! По мне, это был откровенный бред. Я слышал такое и раньше, сотни раз, еще до прихода Гитлера во власть, а после того как фюрер стал канцлером — и подавно. Но мне показалось, что, несмотря на всю свою браваду, Гейнор далеко не уверен в собственных силах. Он ввязался в игру, на кону в которой стояла судьба мироздания, и совершенно не учел, что в этой игре нет ни смысла, ни правил, какие можно выучить и каким должно следовать. Со временем участники этой игры пожинают плоды своего неразумия и неизменно оказываются в проигрыше.