Гессен-Дармштадтским. Покойная жена русского великого князя тоже происходила из Гессен-Дармштадтского дома. Предстояло убедить Гессен-Дармштадтскую семью отказаться от помолвки и тем самым завоевать признательность и покровительство России. Людвигу предлагали жениться на одной из младших сестер Софии, еще не достигших брачного возраста. Фридрих взял это дело на себя, и была достигнута договоренность, что семья Вюртемберга со старшей дочерью приедет в Берлин, в то же время официальный визит в Пруссию нанесет великий князь и познакомится со своей нареченной невестой. У Гессен-Дармштадта, говорил Фридрих, нет другого выбора, как подчиниться, — он испытывал острую нужду в деньгах.

Фридрих немало потрудился над организацией визита русского великого князя. Гости должны увидеть, что Берлин не уступает по великолепию Вене. Генрих приехал в Россию и остановился в Царском Селе; он должен был возвратиться с великим князем, и письма к нему Фридриха посвящены этому событию. Сколько блюд для обеда? Сорок? Или двадцать? Какой тип экипажа уместен и с каким количеством лошадей? Любит ли великий князь чай, кофе и какао? Фридрих разрабатывал церемониал по пунктам — почетный караул, размещение триумфальных арок, число сопровождающих лиц. Он печально признавал, что сам он уже не столь подвижен, как прежде, а ему придется сопровождать двадцатидвухлетнего молодого человека. «Принимать парад полков в Шпандау в одиннадцать часов и оставаться все это время в седле, — говорил он брату, Фердинанду, который должен был руководить одним из этапов церемонии. — Я не могу ходить! И будет хорошо, если можно устроить обед на нижнем этаже, — трудно бегать вверх и вниз по лестницам». Фридрих страдал от хронических болей в спине и геморроя. Приступы подагры наступали внезапно и были очень болезненными. В октябре 1776 года у него в промежности образовался нарыв размером с яйцо, это сопровождалось продолжительной лихорадкой. Но визит великого князя шел своим чередом — он прибыл в сопровождении принца Генриха в Берлин 21 июля 1776 года; и Фридрих сказал со всей искренностью, на какую был способен, что Павел заслужил восхищение всех, кто с ним встречался. Самым большим удовольствием, однако, стала досада, которая, по заявлению Фридриха, не сходила с лиц французского и австрийского послов. Он направил Екатерине письмо, полное теплых, хвалебных слов, однако, отметив с беспокойством естественную живость великого князя, которая становилась причиной обид; Фридрих старался тактично ее умерить. Тем не менее все прошло на подобающем уровне. София вышла замуж, получила русское имя Мария Федоровна и принесла великому князю четверых детей.

Фридрих теперь в большей степени, чем прежде, вел дела в условиях максимальной секретности. Его природная склонность к подозрительности усилилась. В общении он стал менее приятен, чаще допускал оскорбительные выражения, чем шутил, реже бывал счастлив, просиживая часами за обедом с близкими друзьями, у него случались перепады настроения. Он стал привередлив и вспыльчив в общении со слугами — новая черта в характере. Фридрих сломал флейту о голову гусара, любимого вестового, а бросил играть еще в 1772 году. В гневе он пинался и размахивал кулаками. Радушию, которым он когда-то славился, пришли на смену затворничество и раздражительность. Прежняя любезность сменялась резкостью и угрюмостью. Временами он вдруг становился совершенно рассеянным. Король мог сказать, что хочет присутствовать на учениях гвардии в Потсдаме и отменить решение в последнюю минуту. Слуги называли его Brumm Bär, Ворчливый Медведь. И, что было не похоже на прежнего Фридриха, он впадал в гнев, узнав о безобидных насмешках, и наказывал за них. Когда он обнаружил, что вестовой в письме к возлюбленной назвал короля Медведем, то заставил его приписать постскриптум: «Несколько недель пройдет, прежде чем я увижу тебя, потому что я должен ехать в Шпандау», и затем провинившегося посадили под охраной в Шпандау, хоть и на короткое время. Такие вещи были неприятны. Они к тому же не соответствовали истинному характеру Фридриха. Более соответствовавшим его характеру был инцидент с новым садовником в Сан-Суси. Он ранним утром приступил к работе и не узнал человека, подошедшего к нему и заметившего, что тот очень рано начинает работать.

«А как же! Ведь если Ворчливый Медведь придет и увидит, что ничего не делается, то черта с два что-то заплатит!» Фридрих усмехнулся: «Совершенно верно! Заруби себе это на носу!».

Но, несмотря на случавшиеся вспышки гнева, ему в основном удавалось контролировать плохое настроение. Он стойко перенес потерю значительной части личной рукописи своей «Histoirde топ Temps» — глав, посвященных Семилетней войне, когда по неосторожности пажа она сгорела во время пожара; он, немного помолчав, просто сказал: «Что ж, придется писать это заново».

Фридрих старел и понимал это. Он всегда был пренебрежителен в оценках других, и теперь это проявлялось еще сильнее. Король с изумлением узнал, что Вольтер написал несколько стихотворений, посвященных войне: «Я уверен, он хочет преподать нам некие уроки тактики!» Стихи Вольтера, которые Фридрих прочитал не сразу, были неучтивы по отношению к нему:

Непревзойденный мастер этого искусства, несущий ужас,

Он более воспитанный убийца в сравнении с Густавом и Евгением.

Оно закапчивалось словами: «Я ненавижу этаких героев — нет смысла мне твердить о славных их делах. Пусть дьявол их возьмет».

Фридрих все более склонялся к мысли, что только он понимает жизнь и что в целом человечество никчемно. Это наверняка относилось к соседним монархам. «Не показывай, что удивлен, — говорил он Генриху, — когда император и датский король обмениваются остротами, — люди но глупости приписывают таланты людям, обладающим властью, а к ним следует относиться как к детям, еще и говорить толком не научившимся, тем не менее они получают одобрение за вещи, которые в зрелом возрасте были бы названы заурядными!» Король писал с нескрываемым удовольствием о слухах, что Мария Терезия обращается с императором как с непослушным мальчишкой. Однако несмотря на его скепсис в отношении лиц королевской крови, Фридрих твердо отстаивал монархические принципы и ценил уважение к традиционным обрядам и формальным символам.

Поездка Генриха в Россию завершилась эпизодом, вызвавшим особую тревогу семьи и ставшим неприятным для Фридриха. Несколькими годами раньше ой получил известие, что 18 января 1772 года королева Дании, Каролина Матильда, по приказу мужа была взята под арест. Приказ Кристиана VII заставила подписать его мачеха, вдовствующая королева, когда узнала о намерении молодой королевы провозгласить себя регентшей в связи с невменяемостью мужа. С Данией существовали тесные связи. Каролина Матильда была дочерью покойного Фридриха, принца Уэльского, сестрой Георга III Английского, кузена Фридриха. Свекровь Каролины Матильды, умершая за несколько лет до того, была также ее теткой, дочерью Георга II и кузиной