— Я бы с радостью, — ответил он, — но, боюсь, тогда мне придется молиться на полчаса дольше. Если ты не против, я могу немного поболтать с тобой.

Тут он подставил под струю огромное ведро.

К этому фонтану люди подходили не так часто и подолгу возле него не задерживались.

Этого юношу Нура вспоминала каждый раз, когда слышала стихи или песни об ангельской красоте. Она не понимала, почему люди воспевают прелести непонятных существ с огромными крыльями, не замечая Тамима, с которым не сравнится ни один мальчик из их квартала. А когда Тамим начинал говорить, сердце отзывалось на каждое его слово.

Один знакомый шейх научил мальчика грамоте. Тамим занимался у него всего два года, а потом пошел работать, потому что его родители были бедны. Собственно говоря, он хотел стать капитаном корабля, а не обивать матрасы, стулья и кровати.

— И при этом молиться всякий раз, когда выпадает свободная минутка, — добавил мальчик. — У меня уже ссадины на коленях.

Однажды Тамим сообщил подруге, что на следующий день собирается на рынок Сук-аль-Хамидия, чтобы по поручению своего мастера закупить ниток и цветной пряжи у одного оптового торговца. Нура решила встретиться с ним там и в нужное время подошла к лавке «Бакдаш», где продавали мороженое.

Уже утром девочка объявила матери о своем плохом самочувствии, и та, как всегда в таких случаях, не хотела пускать ее в школу, однако вслух об этом сказать не решилась, опасаясь разозлить мужа. Сахар вообще не любила школу, в то время как шейх Рами непременно хотел, чтобы дочь окончила среднюю ступень.

Собственно, тогда отец тоже нашел Нуру бледной.

— Если тебе станет хуже, отпросись с уроков и поезжай домой на трамвае, — разрешил он.

Итак, Нура пошла на занятия.

Однако уже через час она, бледная как смерть, постучалась к директрисе и дрожащим голосом сообщила ей о своем недомогании. Но стоило девочке отойти от школы на десять шагов, как на ее щеках снова заиграл румянец, а походка стала увереннее и тверже. Школа располагалась не так далеко от рынка Сук-аль-Хамидия, и Нура предпочла сэкономить десять пиастров и пройтись пешком.

В десять часов подошел Тамим. Он принес огромную корзину для покупок и был сейчас еще красивей, чем в мастерской.

— Если кто-нибудь спросит, почему мы гуляем вместе, отвечай, что мы брат и сестра, — предложила она.

Над решением этой проблемы Нура билась всю ночь.

Когда Тамим взял ее за руку, ей показалось, что она умирает от счастья. Так они и шли вместе по оживленному рынку.

— Не молчи, — попросила Нура Тамима.

— Мне нравится твоя рука, — сказал он. — Она такая же теплая и сухая, как у моей матери, только намного меньше.

— У меня есть десять пиастров, — сообщила девочка. — Мне не надо тратить их на трамвай, потому что домой я пойду пешком. Какое мороженое ты любишь?

— Лимонное, — ответил Тамим.

— А я «Дамасские ягоды». От него язык становится синим.

— А у меня от лимонного мороженого бывает гусиная кожа, — мечтательно облизнулся Тамим.

Они купили по эскимо и продолжили прогулку. В весеннем воздухе витали цветочные ароматы. Нура поймала себя на том, что насвистывает свою любимую песенку, как это делают мальчики, хотя девочке такое не к лицу.

Теперь они уже не держались за руки, потому что Тамиму надо было нести и корзину, и эскимо. От удовольствия он громко причмокивал, и Нуре захотелось высмеять его. Вскоре на рынке стало так многолюдно, что они разделились и были вынуждены пробираться друг к другу сквозь толпу. Рядом запел слепой нищий, и девочка заслушалась. Она спросила себя, почему у слепцов такие красивые голоса, и тут снова почувствовала свою ладонь в руке Тамима. Нура еще не съела и половины мороженого, а он уже управился! Она повернулась и встретила его улыбку.

— Спокойно, я твой брат, — напомнил он.

У входа на рынок мальчик взял ее за обе руки, и они остановились. Глядя Тамиму в глаза, Нура почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Он привлек ее к себе.

— Брату положено целовать сестру на прощание, — сказал он, прикасаясь губами к ее щеке. — Когда я стану капитаном, обязательно заберу тебя отсюда.

С этими словами Тамим быстро исчез в толпе, словно застыдившись слез, которые текли по его лицу. А месяц спустя на коленях в углу мебельной мастерской стоял уже другой мальчик.

— А где… — Нура прикусила язык, не решаясь произнести имя, которое целый месяц шептала ночами в подушку.

— Ах тот! — догадался мастер. — Он убежал от меня, а несколько дней назад передал своим родителям, что нанялся на греческое грузовое судно. Сумасшедший мальчик!

В ту ночь Нуре вызвали врача. Ее лихорадило еще целую неделю.

А через два года после бегства Нуры к ним в дом постучался видный мужчина в форме. Капитан дальнего плавания, как говорил потом отец. Мать Нуры лежала тогда в больнице с аппендицитом.

Услышав о бегстве Нуры, мужчина улыбнулся и крепко пожал шейху руку.

— Она всегда тосковала по морским просторам, — сказал он.

Эти слова так запали отцу в душу, что он, к большому огорчению матери, часто потом повторял их, даже на смертном одре.

Но это случилось лишь спустя несколько десятилетий.

Когда Салман после многодневного отсутствия появился на занятиях, никто не спросил, где он был. Из сотни учеников и пяти учителей школы лишь один встретил его радостной улыбкой: Беньямин, сосед по парте. Вернувшись домой, Салман застал мать за уборкой их убежища. Напрягаясь из последних сил, Мариам приводила помещение в порядок. Она чистила, мыла, выносила мусор во внутренний двор и складывала его в здании бывшей ткацкой мастерской.

С утра Мариам приготовила еду для мужа, а затем снова вернулась в свое укрытие. От Шимона она узнала, что может прятаться в нем спокойно по крайней мере несколько лет. Наследники ткача судятся друг с другом. Выяснилось, что этот домишко из-за своей близости к исторической церкви Булос стоит немалых денег.

Мариам быстро перестала плакать, и вскоре в комнатах запахло не плесенью, а луком и тимьяном. Электричества не было, но пламя свечей разгоняло и мрак, и холод. Даже туалет и ванна работали: за разбирательствами и спорами наследники забыли отключить в доме воду.

Вскоре мать и сын стали смеяться, представляя, какую глупую физиономию скорчит отец, когда вечером ему, пьяному, некого будет побить.

Однако счастье бедняков мимолетно.

Как-то ночью отец Салмана появился в доме покойного ткача. Пламя свечей задрожало при его появлении, поэтому тень на стене заплясала и задергалась. Все его тело насквозь было пропитано араком. Почувствовав знакомый запах разложения и смерти, Салман затаил дыхание.