Джеймс Бранч наткнулся на опалы в Манхэттене, под землей. В этом чувствовалась рука провидения. Дело было так.

Джеймсу было двадцать пять, он был одинок и застенчив. На его лице выделялись бледно-голубые глаза и поразительно ровные зубы. Он работал бухгалтером на Уолл-стрит, а жил в Примптоне. Каждый вечер после работы он брал такси до «Флэт Майклз», ресторанчика в Ист-Виллидж, где заказывал блюдо под названием «Бизон», «Гаршнеп» или дежурное блюдо, странную стряпню, именуемую «Виттлз».

Ужин был лучшим временем дня для Джеймса. После подсчета и пересчета цифр с восьми до шести он предавался абстрактным размышлениям и давал волю своим чувствам. Он не был болтуном, выпивохой, завсегдатаем ночных клубов или спортсменом, единственное, что доставляло ему удовольствие, была еда. Джеймсу нравился элемент непредсказуемости в меню «Флэт Майклз». За последний год он попробовал «Притворщика», «Осужденного», «Редкостную штучку», «Шейку» и «Пустомелю». Он смаковал названия блюд так же, как и саму еду. Джеймс ценил простые вещи, он был поклонником добротных железных заборов и хайку. Он чувствовал, что в блюдах, подаваемых во «Флэт Майклз» (в том числе и в названиях), есть что-то от Старого Света, доля романтики, как будто средневековый странствующий рыцарь охотится для Джеймса, чтобы добыть ему еду. Джеймс страдал заиканием, и поэтому, готовясь сделать заказ или ожидая блюдо, он тренировался.

— «Лангостино», «лангостино». — Каждый вечер Джеймс шептал название заказанного блюда, как заклинание или имя женщины, которая должна вот-вот появиться.

— «Сувлаки», — шептал он. — «Каламари».

Эта привычка приносила ему удовлетворение и успокаивала. Она упорядочивала его день и сделала его постоянным клиентом заведения. Ресторан пользовался популярностью у эксцентричных и одиноких людей, поэтому к вечеру все столики были заняты. По этой причине Джеймс всегда старался приехать около шести. Однажды октябрьским вечером он задержался и добрался до ресторана только к семи.

— Придется подождать час, пока освободится столик. Мне очень жаль, — сказал Хуан. Хуан был любимым официантом Джеймса. — Маленькое чистилище, — посмеиваясь, повторил он.

Иммигрант Хуан был очень набожен. Чистилище было одним из слов, которое он мог выговорить.

— Даже для постоянного клиента? — шепотом поинтересовался Джеймс.

Хуан печально вздохнул.

— Час в чистилище, мистер Джеймс. Мне очень жаль.

Джеймс вышел на улицу и отправился бродить по близлежащим кварталам. Он был человеком привычки — есть в другом месте он не хотел, поэтому решил погулять часок. Он остановился на углу послушать бродячего уличного певца, которого часто встречал в подземке. Это был долговязый черноглазый гитарист по имени Благопристойный Джон. Идя по улице, заглядывая в витрины, Джеймс увидел хорьков в «Животных Танди», пирожные в «Позволь им попробовать пирожное», кожаные боксерские трусы в «Рабстве Барби». Джеймс никогда не заходил в подобные заведения, но остановился перед открытой дверью рассмотреть бюстгальтер из железных колец, выставленный на витрине. Джеймс решил, что в этом магазине его сосед, Патрик Ригг, бывает частым гостем.

— Вам нравится?

Джеймс в смятении обернулся. Позади него стояла рыжая женщина в вызывающем блестящем бикини и высоких черных сапогах. Она курила сигарету. Ее голые руки и бедра были в мурашках, а на передних зубах были наклеены буквы: Б-А-Р-Б-И.

— О… я… — растерялся Джеймс.

— У меня перекур, — Барби бросила сигарету на землю и затоптала ее каблуком.

— Да, понимаю, — сказал Джеймс.

Барби, пританцовывая, начала приближаться к нему. Виляя бедрами, она заставила Джеймса отступить в магазин и зашла следом, закрыв за собой дверь.

— Уф, — поежилась она, — холодно!

— Ага, — согласился Джеймс.

Барби стояла между ним и дверью. Она повернулась, сделала пируэт, так что зазвенели металлические детали ее наряда.

— Классно! У нас распродажа. Звучит примерно так: «Скоро праздники, поэтому вам необходимо…»

Джеймс покраснел:

— Я… собственно, ничего не собирался покупать…

— Шары и цепи подешевели, — объясняла Барби. — А также зажимы для сосков.

Джеймс нервно огляделся. На стенах висели маски, кляпы и устрашающего вида хлысты.

— Мне просто нужно в туалет, — соврал он.

— Конечно. Для покупки требуется время. — Барби зевнула и сделала знак рукой. — Видите этот стеллаж с вагиноимитаторами?

Джеймс застонал.

— С вами все в порядке?

— Я просто… проглотил жвачку.

— В общем, за стеллажом будет лестница. Туалет этажом ниже.

Джеймс устремился к лестнице, бегом спустился вниз. В конце лестницы он остановился и перевел дух, утирая пот с висков.

— Иисус милосердный, — прошептал он. Он подавил в себе желание засмеяться над собственным ханжеством. Оглядевшись, он удивился, поняв, что находится в бетонном коридоре, из которого ведут несколько дверей. Двери были розового цвета, и на каждой красовалась надпись черной краской. Одна гласила: «БАРБИ», на другой стояло: «ДЛЯ ОТДЫХА», третья предназначалась для УБОРНОЙ, на четвертой было написано: «НЕ ВХОДИТЬ». В конце коридора находилась закрытая дверь пожарной лестницы. На ней небрежно розовой краской, растекшейся по двери, значилось: «БРОДЯЧИЙ ДЖОН КАСЛ».

Джеймс покосился в сторону лестницы. Барби и других клиентов не было видно. Джеймс не относился к авантюристам — в это время он обычно потягивал свой женьшеневый чай или расплачивался во «Флэт Майклз», но что-то ему подсказало, что надо подкрасться на Цыпочках к каждой двери и прислушаться. Везде было тихо, только за последней, пожарной дверью, Джеймс кое-что услышал. Это был лязг железа, как будто ковали меч. Чем ближе он подходил к двери, тем отчетливее он чувствовал тепло, исходящее от двери.

Джеймс отступил назад. Дверь была грубая, толстая и старая. Она была стальная и напомнила Джеймсу о старом, но до сих пор действующем лифте в Примптоне. Он мог поспорить, что дверь не открывали месяцами, вот только надпись была свежей.

— «Бродячий Джон Касл», — прочитал Джеймс, — «Бродячий Джон Касл».

Он не отрываясь смотрел на розовые буквы и повторял их снова и снова. Он не понимал, что они значат, но ритм слогов и удары по металлу за дверью завораживали. Джеймс взялся за дверную ручку и навалился на нее всем весом. Дверь бесшумно распахнулась.

Помещение, оказавшееся за дверью, напоминало кузницу и подвал одновременно. Большая часть комнаты была в тени. У дальней стены находилась раскаленная печь с маленькой топкой. Перед печью стоял книжный шкаф, две табуретки и деревянный стол. Пол был цементный, полностью заставленный старыми сундуками. Только дорожка, ведущая от двери к печи, была расчищена от вещей, как церковный проход к алтарю. Как только Джеймс ступил в этот проход, поток воздуха раздул огонь в печи, и он вспыхнул, как гигантская свеча. Скрежет металла тоже прекратился.