— Понимаешь, Миланочка… Он просто взял и приехал, и я совсем не понимаю, как это, зачем. Видишь ли, он что-то говорил про какую-то землю, про то, что она смежная с их территорией… А она же мне не принадлежит, и я в таком совсем не разбираюсь, да и не могу вести переговоры от твоего имени, правильно?

— И ты дала ему мой номер, — подвела итог дочь.

— Не надо было, да? — прозвучало совсем жалко.

— Мне кажется, если он говорил о земле, то ты могла дать ему телефон Евгения Борисовича. Ты же знаешь, что он занимается моим делом, и знаешь, что ему во всем можно доверять — он столько лет работал с отцом.

— Я растерялась, а… Назар был очень настойчив. И сказал, что это важно.

— О да, — усмехнулась Милана, — настойчивость — его жизненное кредо.

— Да? Он… милая, я ведь без отца совсем не понимаю иной раз, как с людьми разговаривать, а он… внушительно выглядит.

— В каком смысле? — полюбопытствовала дочь.

— К-хм. Крупный очень. И серьезный такой. Я его совсем иначе себе представляла когда-то.

— И как именно? — уже с азартом спросила Милана. Если уж этот день должен был пройти под знаком Назара — то до конца.

Мать замолчала. Раздумывала, как лучше ответить. И отвечать ли. А может, перевести тему, съехать на что-то другое?

Но беда была в том, что, совершенно не понимая мотивов, с чего бы этому человеку появиться после всего, что они когда-то нагородили, Наталья Викторовна не могла отрицать свершившегося уже для нее факта, что ей очень хочется исправить. Ей очень-очень хочется исправить хоть что-нибудь, да толку от нее — как от слепой старой зверушки, которая и себя-то уберечь не может, что говорить об окружающих?

Но, в конце концов, говорить какие-то слова сейчас было нужно. И она выбрала наименьшее из зол — сказать правду.

— Ну… Интересный… Даже, наверное, красивый… производит впечатление, никогда бы не подумала, что он тот парень из Рудослава, которого ты нам хотела представить, — грустно вздохнула мама. — Он тебе звонил?

— Тогда, может, еще поделишься, что же тогда ты себе представляла, — едко выдохнула Милана, чувствуя, как увязает в прошлом, которое давно отболело.

— Милана, девочка моя… — севшим голосом огорченно пропищала Наталья Викторовна. — Ну откуда мне было знать, а? Я же думала, там сельский житель, без образования и манер, как его людям показывать с папиной работой? Ты была такая молодая, могла же ошибиться.

Папина работа всегда была превыше всего. Милана усмехнулась, утопила пальцы в шерсть Грыця и стала почесывать его шкурку, отчего он быстро бросил свое виноградное лакомство и подсунул ей живот. Конечно же, она всегда знала, что если бы отец занимался чем-то другим — то и ее жизнь сложилась бы совсем иначе. Но еще Милана знала, что мама всегда была рупором взглядов отца, очень хорошо понимала растерянность Натальи Викторовны и потихоньку смирялась с неизбежным — теперь ей придется занять то место, которое принадлежало Александру Юрьевичу в мироустройстве матери.

— Не переживай, мам, — задумчиво проговорила Милана, — вы были правы. Я действительно ошиблась.

— Теперь Даня взрослый и, наверное, это не так важно, а?

— С этим я точно сама разберусь, и с Назаром тоже.

— Да, я знаю, что ты огромная умница. Столько сама добилась, совсем без поддержки. Отец тобой гордился, знаешь?

— Нет, — отрезала Милана.

— Гордился. Говорил, у тебя его характер. Он мог сколько угодно не соглашаться с тем, какую ты выбрала профессию, но то, что ты в ней поднялась на такой уровень — его очень впечатляло. Но он не только тобой гордился. Он и сам был гордый. Никак не мог сделать первый шаг и мне запрещал… только после того, как ушел, — мать сглотнула слезы, — только когда ушел, выяснилось, как сильно хотел все изменить, а я даже не знала… не знала, что он правда чувствует то же, что и я…

Наталья Викторовна всхлипнула уже громче и, судя по тону, начала превращаться в огорченную человеческую кашицу, какой была в самом начале, какой ее застала Милана сразу после известия о кончине отца.

— Не начинай, мам, — попыталась остановить этот процесс Милана и с этой же целью заговорила о другом: — Я скоро поеду за Данилой, у него смена заканчивается. Если хочешь, поехали вместе.

— Хочу! — энергично воскликнула Наталья Викторовна. — Конечно же, хочу! А он не будет сердиться, что я докучаю?

— Сердиться — это не про него. Да и если ему что-то совсем не нравится — он всегда выдает в лоб.

— Хорошо. Он у тебя очень хороший растет, если бы Сашка видел, — снова подала голос кашица.

— Договорились, — проигнорировала Милана очередное упоминание об отце.

— Хорошо, солнышко. Тогда до связи?

— Да. Пока! — попрощалась дочь.

Прощаться в этот вечер ей довелось еще несколько раз — с сыном, Давидом, Олексой. Потом ворочаться почти до света без сна, прогоняя из мыслей как прошлое, так и будущее, а поутру потратить долгое время на макияж, чтобы на лице не осталось ни малейших следов бессонной ночи.

К обеду она была в салоне у Олексы, как они и договорились накануне. Он колдовал над ней несколько часов, создавая изумительный, неповторимый, очень стильный образ… мало чем отличающийся от того, какой она стояла на пороге его храма красоты и женского (впрочем, и мужского тоже) счастья. Пока Милана релаксировала и попивала кофе, он суетился, мыл ей голову, делал масочку, стриг кончики, сушил, орудовал стайлером, фигачил лаком, чтобы создать на ее голове шедевральную естественность… ну либо естественную шедевральность за сто тыщ мильёнов, но денег по-дружески не брал. А после всего отступил на шаг, удовлетворенный результатом своих стараний, взял в руки зеркало, чтобы она могла увидеть свой восхитительный затылок, и самодовольно прищелкнул языком:

— Кажется, это лучшее, что я создавал со времен Klovsk Fashion Week в 2019-м году. Ну и Маруськиного причесона на свадьбу.

— А я всегда говорила, что ты талантливый, и Ленка, кстати, со мной соглашалась, — заявила Милана, придирчиво разглядывая себя со всех