— Да красивая, красивая, офигенски красивая, — хмыкнул Лекса, убирая зеркало в сторону. — Куда только такая красивая собралась?

— К Назару, — выпалила Милана, и пока Олекса приходил в себя от этой ошеломившей его новости, шустро ретировалась из салона, послав своему лучшему другу и почти родственнику на прощанье воздушный поцелуй и обещание позвонить.

Порог компании «Фебос» Милана переступала спустя еще некоторое время, которое ей понадобилось, чтобы заехать домой, облачить себя в комбинезон под горло пудрового цвета с широкими рукавами, собранными на манжет, и прямыми от бедра брюками, и добраться до офисного центра, где на двадцать восьмом этаже обитал нынче Назар. От лифта по просторному холлу до двери с нужной вывеской — и она оказалась в мире панорамных окон, из которых видно было, как у подножия этого их «Фебоса» лежит бескрайний город, а она сама словно бы оказалась среди небес. Впрочем, разве мало было в ее жизни небоскребов? Этот поди не последний.

Светлые стены, темные столы, белые диваны. Поднявшаяся голова администратора над стойкой регистрации. Девочка молоденькая, светленькая, улыбчивая, а в глазах — моментальное узнавание. Она только и охнула: «Боже… и правда вы?!» — а потом выскочила ей навстречу:

— Добрый день, рады приветствовать вас в Геологоразведочной компании «Фебос». Меня зовут Анастасия. Назар Иванович предупреждал, что вы можете приехать.

— Здравствуйте! — кивнула в ответ Милана, не подавая вида, что несколько удивлена подобной встречей. — И как мне его найти?

— Я вас проведу. И если вам что-то нужно… кофе, чай, вода… какао еще есть.

— Спасибо, не надо. Он не занят?

Девочка чуть смутилась, взяла трубку в руки и набрала, очевидно, Шамрая, а пока шли гудки, робко, будто по секрету, проговорила:

— Вообще-то, он сказал, что вас примет в любое время… Алло! Назар Иванович, тут пришла госпожа Брагинец, я сейчас приведу ее к вам. Да? Хорошо, конечно, сейчас, — она положила трубку и широко улыбнулась: — Идемте.

После чего махнула рукой в сторону, указывая направление. Они прошли через коридор, вдоль прозрачной стены, за которой располагалось, видимо, рабочее пространство офиса, где трудились менеджеры компании. Там же им на пути попалось несколько неразобранных коробок и детали еще не собранной мебели в заводских упаковках. Анастасия извиняющимся тоном бормотала: «Мы еще не до конца обустроились, вот довозят документы из Левандова, мебель дозаказали… мы только весной переехали», — и продолжала вести ее дальше.

А потом они дошли и до непосредственного кабинета величайшего генерального директора среди всех геологоразведочных компаний, и девушка открыла перед Миланой дверь.

— Привет, — сказала она, входя в кабинет, и имела удовольствие лицезреть слегка вытянувшееся лицо Анастасии. — Надеюсь, не сильно помешала.

Как можно помешать человеку, который последние сутки провел так, будто у него запущенный случай тахикардии? Собственно говоря, наверное, никак. От малейшего усилия сердце сбивалось в обезумевший ритм, а усилия он прикладывал в эти сутки только для того, чтобы сохранять спокойную физиономию при посторонних. У него получалось. Никто не заметил, никто не понял. А он практически убедил себя, что если внешне справляется, то значит — все в порядке. Он поможет ей, по возможности узнает, сделала ли она аборт. И они квиты. В аборте Назар был почти уверен — как бы она совмещала карьеру в ее роде деятельности со статусом матери-одиночки в двадцать лет? Но вместе с тем, понимал, что убедил себя сам. И убедил себя именно в эти сутки, что ждал ее появления, просто позволив себе заглянуть в ее жизнь снова.

А теперь на нее снова — вживую. Прямо перед собой. И видел невозможно, просто невероятно красивую женщину, почти не изменившуюся, лишь ставшую более яркой, более… притягательной. А может, это воспоминания чуть поблекли, и потому так остро воспринимает теперь. Почти глаза слепит.

Милана. Через четырнадцать лет в его кабинете Милана. Невозможно же.

Назар встречал ее, встав из-за стола и сунув руки в карманы светлых брюк. В пепельнице — затушена сигарета. На столе — стакан с водой и документы. Три минуты назад, когда позвонила Настя, эта самая вода чуть не расплескалась и не испортила те самые документы.

И Милана напротив него. В броне закрытой одежды и в броне, читающейся в глазах. Почти незнакомая женщина, но неизменившаяся, с тем же самым лицом, похожим на беличью мордочку, с крутым изгибом бровей и капризными островерхими губами.

Шамрай заставил себя улыбнуться и проговорить ей в ответ:

— Привет. Присаживайся. Что-нибудь будешь? Что-то холодное… На улице дышать невозможно.

— Нет, спасибо, ничего не надо, — снова отказалась Милана, сделала несколько шагов по кабинету и, осмотревшись, присела на один из стульев у конференц-стола. На соседний положила клатч и подняла глаза на Назара. Она смотрела ему прямо в лицо, отмечая главное — он изменился. Очень изменился. Немудрено, что произвел впечатление на мать. Стал совсем другим, и отчего-то Милана была уверена, что не только внешне. Впрочем, было бы глупо считать, что он мог остаться все тем же двадцатитрехлетним парнем к своим почти сорока годам. Да она и не сомневалась никогда, что это произойдет, и что-то подобное рисовала в своем воображении, когда торчала в одиночестве в квартире на восемнадцатом этаже с панорамными окнами и ждала его приезда. Ждала так сильно, как больше никогда и ничего не ждала в своей жизни. Всей разницы, что все это случилось без нее. Не она стала причиной, не она была рядом. Каждый из них сделал свой выбор.

Назар кивнул. Отвел от нее взгляд, не без труда, но шарить по ее чертам и дальше становилось уже неприличным, когда все, что их теперь связывает — это чувство вины, недосказанные слова и необходимость знать, что у нее действительно все сложилось. Но спустя столько лет ее не должно беспокоить то, что испытывает он. И это правильно.

Он быстро глянул на Настю и кивнул ей, отпуская. Девочка, как зачарованная, втыкала на удивительную принцессу, посетившую их мир земельных недр. В ее годы оно и понятно — модель, рекламирующая трусы, интереснее стойки ресепшена. Наз усмехнулся:

— Настя, спасибо.

Девчонка ойкнула и ретировалась, прикрыв за собой дверь.

У тишины тоже есть звук, даже у абсолютной.